Так, по мнению М.В. Телюкиной, поскольку план внешнего управления должен быть утвержден собранием кредиторов, данное обстоятельство позволяет прийти к выводу о его договорной природе[603]. Е. Ращевский приходит в своем исследовании к аналогичному выводу, подчеркивая, что «план внешнего управления как правоотношение внешнего управляющего и кредиторов можно причислить к договорам, носящим фидуциарный характер»[604]. Обосновывая свою позицию, указанный автор отмечает, что кредиторы свободны вступить или отказаться от вступления в правоотношение с внешним управляющим по поводу реализации плана внешнего управления, предложенного на утверждение собрания кредиторов. Утверждение плана внешнего управления большинством голосов присутствующих на собрании кредиторов свидетельствует о выражении кредиторами доверия внешнему управляющему, намерении кредиторов предоставить последнему определенный объем прав, очерченных утверждаемым планом внешнего управления. Содержание взаимоотношений управляющего и кредиторов в период процедуры внешнего управления свидетельствует о наличии в них определенных лично-доверительных, или фидуциарных, элементов, складывающихся по поводу утверждения и реализации плана внешнего управления»[605].

Заметим, что своеобразной основой для появления в российской доктрине подобного рода взглядов, как представляется, выступает модель «соглашения кредиторов», предложенная американскими специалистами. Суть данной модели заключается в том, что кредиторы как группа должны предпочесть процедуру банкротства, если одни и те же правила применяются как вне банкротства, так и в самом банкротстве[606]. Однако, на наш взгляд, вряд ли представляется возможным признать данную точку зрения обоснованной исходя из следующих обстоятельств. Во-первых, установление лично-доверительных отношений арбитражного управляющего и кредиторов неизбежно приведет к дисбалансу интересов участников правоотношений, связанных с несостоятельностью, что противоречит норме п. 6 ст. 24 Закона о банкротстве, согласно которой арбитражный управляющий при осуществлении процедур банкротства обязан действовать добросовестно и разумно в интересах должника, кредиторов и общества. Во-вторых, решение собрания кредиторов об утверждении плана внешнего управления, на наш взгляд, представляет собой не что иное, как акт реализации права, своеобразное условие, при котором «законодательство предоставляет определенному лицу возможность совершить сделку»[607]. Утверждение плана внешнего управления представляет собой форму выражения согласия кредиторов на совершение арбитражным управляющим впоследствии ряда сделок. Однако, как представляется, согласие не есть соглашение. В-третьих, в соответствии с позицией представителей договорного характера плана внешнего управления «невозможность причислить правоотношение внешнего управляющего и конкурсных кредиторов, вытекающее из плана внешнего управления, к разряду договорных потребовала бы неизбежного выведения обязательства особого рода (sui generis), что ввиду неопределенности критериев такого обособления представляется нежелательным»[608]. В этой связи обоснованно возникает вопрос: о каком обязательстве идет речь? Если предположить, что речь идет об обязательстве, существующем между должником и кредитором, то нет необходимости «выводить обязательство особого рода», поскольку, как уже отмечалось, «введение в отношении должника процедур банкротства не изменяет существа правоотношения, из которого возникло право требования кредитора к должнику: кредитор в конкурсном процессе сохраняет право требования к должнику, а последний не освобождается от обязанности совершить в пользу кредитора определенное действие»