Он довольно тоскливо поглядывал через стол на своего друга Роско Шерриффа, пресс-агента, с которым он также свел знакомство в клубе «Перо и чернила». Они только что кончили перекусывать, а перед тем Шеррифф, подобно подавляющему большинству людей действия любивший слушать звуки собственного голоса и с наслаждением посвящать их собственной особе, подробно описывал Арчи всякие интересные случаи из своего профессионального прошлого. И жизнь Роско Шерриффа теперь представлялась последнему исполненной энергии и приключений, к тому же щедро оплачиваемых, – именно такой, какую бы и он сам вел с большим наслаждением. Он был бы рад, вот как этот пресс-агент, тоже шляться туда-сюда, «кое-что налаживая», «кое-что устраивая». Он чувствовал, что Дэниел Брустер распахнул бы объятия зятю вроде Роско Шерриффа.
– Чем больше я наблюдаю Америку, – вздохнул Арчи, – тем больше она меня поражает. Вы все тут словно что-то совершаете, начиная с младенчества. Я бы хотел что-то совершать.
– И что тебе мешает?
Арчи стряхнул пепел сигареты в полоскательницу.
– Ну, не знаю, знаешь ли, – сказал он. – По какой-то причине ни за кем в нашем роду ничего подобного не водилось. Не знаю почему, но едва Моффам приступает к совершению чего-то, он тут же садится в лужу. В Средние века жил Моффам, который в припадке энергии отправился совершить паломничество в Иерусалим, одевшись странствующим монахом. И что только взбредало им в голову в те дни, понять невозможно.
– И он его совершил?
– Куда там! Едва он вышел за дверь, как его любимый охотничий пес принял его за бродягу – или негодного попрошайку, или подлого плута, или как они их тогда обзывали – и укусил за мясистую часть ноги.
– Ну, во всяком случае, он попытался.
– Заставляет задуматься, а?
Роско Шеррифф задумчиво прихлебывал кофе. Он был апостолом Энергии, и ему показалось, что он может обратить Арчи в свою веру, а заодно извлечь кое-какую пользу и для себя. Вот уже несколько дней, как он подыскивал кого-то вроде Арчи для помощи в одном небольшом дельце.
– Если ты действительно хочешь что-то совершить, – сказал он, – то можешь кое-что совершить для меня прямо сейчас.
Арчи просиял. Действовать – вот чего жаждала его душа.
– Да что угодно, милый мальчик! Выкладывай!
– Ты не против приютить для меня змею?
– Приютить змею?
– Только на сутки-другие.
– Но что, собственно, ты имеешь в виду, старый друг? Где приютить?
– Там, где ты живешь. А где ты живешь? В «Космополисе», верно? Ну конечно же! Ты ведь женился на дочке старика Брустера. Помню, я про это читал.
– Но послушай, малышок! Я не хочу портить тебе день, разочаровывать тебя и все такое прочее, да только мой милый старый тесть не разрешит мне держать змею. Ведь он еле-еле терпит там даже меня.
– Так он же не узнает.
– Он всегда узнает все, что происходит в отеле, – сказал Арчи с сомнением.
– Он не должен узнать. Вся суть в том, что операцию необходимо держать в строгом секрете.
Арчи стряхнул в полоскательницу еще немного пепла.
– Я вроде бы не полностью ухватил суть во всех ее аспектах, если ты понимаешь, о чем я, – сказал он. – Я хочу сказать, ну, для начала, почему твоя юная жизнь исполнится счастьем, если я окажу гостеприимство этому твоему змею?
– Он не мой. Он мадам Брудовской. Ты, конечно, про нее слышал?
– Что да, то да. Наподобие эстрадной Женщины со Змеей или что-то в этом духе, а? Принадлежит к этому биологическому виду или там отряду, верно?
– Примерно, но не совсем. Она ведущая исполнительница классических трагедий на всех подмостках цивилизованного мира.