И я хочу ответить. Едкое и совсем не достойное того поведения, которое мне из года в год прививали гувернантки. Та лихая девчонка, что скакала по гаражам и лазила по деревьям все еще внутри меня. Была там и остается, по сей день. Однако не успеваю. Внезапно он становится серьезным.

Выглядывает за дверь, толкает меня на стену, прижимая и накрывая рот ладонью.

— Молчи.

— Надеюсь, что ртом она работает также хорошо, как болтает, — слышится голос в коридоре.

— А Мурчик…

— Павлов на мороз упал. Сказал, что с кисой можно поиграть.

— Ч-что? Но… Папа… Он не мог! Не мог! Это ложь!

Я безвольная кукла в руках кукловода, что держит меня. Почему? Боится, что сбегу? Но куда, когда тут за каждым поворотом меня поджидают его псы.

— Значит я преподам ей урок, — эти слова сказаны совсем рядом.

Демьян отрывает одну руку от меня, достает что-то из кармана, резко подается вперед, а дальше до меня доносится только мат, глухой стук ударов, стон и тишина.

— Чего встала, принцесса? — высовывается из-за угла, сгребая меня в охапку, — Шевелись. Сегодня тебе два самца не обломится. Только один рыцарь.

5. Глава 5

Демьян

Блондиночка плетется за мной, боязно оглядываясь по сторонам, вздрагивая от каждого шороха и зажмуриваясь на каждом новом повороте, словно за ним нас ожидает неминуемая кончина.

Правильно, девочка, ты в этом логове овца среди диких волков.

Мне не нравится этот ее затравленный взгляд и осунувшееся лицо. Это-то меня и напрягает. Белобрысая сучка зарядила мне по яйцам и была крайне невежлива в нашу последнюю встречу. Встреть я ее на улице, то с удовольствием бы встряхнул эту заносчивую заразу, перегнул через себя и отходил бы по хорошенькой заднице. Однако во мне нет ни капли ликования, лишь желание доставить эту идиотку ее папаше дурню.

— Куда ты меня ведешь? — пищит, когда мы поднимаемся по лестнице.

В ответ я дергаю старую ржавую дверь запасного выхода, но она не поддается. Дергаю еще раз, но только напрасно создаю шум. На ней старый увесистый замок. Черт!

— Куда ты меня ведешь?!

Боже, заткни ее прекрасный рот! Пока я не исполнил свои вчерашние угрозы и не нашел ему другое применение.

Шикаю на нее, молча оглядываясь в поисках того, чем можно его сбить.

— Не надо на меня шикать! — топает капризно ногой. — Если ты, — невежественно тыкает в меня пальцем, — сейчас же не скажешь, куда меня ведешь, то я закричу.

В ней упрямства гораздо больше, чем ума и всякого здравого смысла. Но я здесь не за тем, чтобы объясняться перед маленькой избалованной девочкой, поэтому хватаю ее за руку, прижимаю к стене и тихо, но уверенно цежу:

— Если из твоего рта, девочка, вылетит еще хоть одно слово, то твой папаша увидит тебя только по частям. Но прежде, — обманчиво ласково шепчу, пропуская сквозь пальцы шелк ее волос, — мы с тобой позабавимся, кошечка.

Выразительно смотрю на ее грудь, что утонула в растянутом мешковатом свитере. Ей меня не одурачить, я точно помню что под ним скрывается. Плавные изгибы и приятные глазу округлости. Тоща как на мой вкус, но на один раз сойдет, раз уж с Верой не задалось.

Оскорбленно она жмется к стене, кривит в отвращении губы, руками давя мне на плечи, пытаясь оттолкнуть.

— Что ты себе позв…

Что за идиотка?

Я закрываю ей рот ладонью, но поздно. Уже слышу торопливые надвигающееся шаги. Блонди мычит, дергается, но когда до нее наконец-то доходит, притихает. От ее смелости остается жалкий пшик. Она глядит на меня уже с надеждой, а руками хватается за меня, вмиг забывая, что хотела оттолкнуть.

— Доверещалась, — раздраженно выплевываю, — истеричка.