Лавренева отпила воды, поправила локон на виске. Луч солнца скользнул по ее запястью, ослепив адвоката блеском крохотной бриллиантовой подвески в форме сердца.

– Руслан Федорович, я понимаю, вам это, возможно, не очень интересно. Но я прошу вас…

Лебедев покачал головой:

– Я не частный детектив. К сожалению, у меня нет соответствующих связей, возможностей и навыков, чтобы помочь вам.

– Я оплачу́, – она выглядела почти жалко, – оплачу все ваши возможные издержки, вы можете привлекать всех необходимых специалистов… Но я буду держать связь только с вами. Поймите…

Лебедев замер. Уставившись на собеседницу, долго ее изучал, даже забыв о времени.

– Скажите, Валентина Матвеевна, есть что-то, что заставляет вас нервничать по-настоящему? Что-то в этих письмах? Или посылках?

Он смотрел в упор, привычно и хладнокровно считывая ее смущение, страх. Дрогнули ресницы, чуть взлетели уголки надменных губ. Взгляд задержался на собственных пальцах – чуть дольше, чем того требовало изучение принесенного официантом чека. Плечи опустились, и голова склонилась к груди. Изящные, не знающие домашней работы пальцы дрогнули, вцепились в салфетку и скомкали ее.

Две минуты до окончания встречи.

Руслан вздохнул:

– Простите, Валентина Матвеевна, я не располагаю свободным временем, чтобы играть в подобные авантюры: прежде, чем принять решение о том, брать или нет в производство то или иное дело, я должен знать все, что знает клиент. Все, что его привело ко мне. Потому что адвокат в какой-то мере – личный врач. Только занимающийся не физическим здоровьем клиента, а здоровьем его правового поля. – Он встал. – Прощу прощения, я должен идти.

Он положил на стол несколько купюр, подсунул их под пепельницу, чтобы не унесло ветром. Сейчас он уйдет и забудет об этой неприятной женщине. И это будет правильно.

– Я думаю, что автор этих писем – моя дочь, – донеслось до него.

Лебедев сел.

– Что? – он мысленно прокручивал то, что Лида раньше рассказывала о начальнице: владелица турфирмы, довольно крупной, муж – вроде как творческая личность, фотограф или что-то в этом роде. Очевидно, сейчас подался в политику. Из детей, кажется, единственный ребенок – это сын, Вадик.

Валентина Матвеевна подняла на него взгляд:

– У меня есть дочь, от первого брака. Мы не общаемся… Вернее… Я отказалась от нее много лет назад. Я думаю, она меня нашла и… Хочет навредить таким образом.

– А вы… Вы с ней говорили? Встречались недавно? С чего вы решили, что она вас нашла? – Лебедев с трудом подбирал слова.

– Нет. Но такое иногда случается, вскрываются архивы, начинают говорить бывшие сотрудники детских домов… Кто-то из них мог увидеть мое фото с мужем, в рамках его предвыборной компании, и узнать меня… Или как-то иначе. Я прошу вас – найдите ее, попробуйте договориться. Я готова платить ей деньги за молчание… Или как-то помочь устроиться…

«Господи… Лида?» – он не верил тому, что слышит.

Представил, как кто-то чужой придет к Лиде вот с этим самым предложением. По спине пробежал пот, пальцы вцепились в ручку портфеля, которую он так и держал в руках. Руслан медленно перевел дыхание, заставил себя собраться.

– Хорошо, – проговорил он. – Вам нужно будет собрать все письма, посылки, которые вам приходили, и принести мне в офис для изучения…

Едва за Степкой закрылась дверь, я направилась в кухню. Убрала посуду, собрала разбросанные игрушки сына, включила компьютер. Первые два часа работы – самые эффективные. Проверка домашних заданий, присланных за вечер и ночь – кажется, мои студенты никогда не спят, несколько важных сообщений от куратора онлайн школы, в которой я преподавала. Стук клавиатуры и мелькание собственных пальцев успокаивали, создавали ритм, такой важный в привычной рутинной работе дома. Файлы мелькали перед глазами.