– Не смей за мной таскаться, коротышка. Не приближайся ко мне.

Серёжа долго бежал, потом, когда школа осталась далеко позади, перешёл на быстрый шаг. А потом ноги сами вывели его на пустырь, и он уже медленно пошёл к «долгострою». Ещё совсем недавно он с пацанами играл здесь в казаки-разбойники и знал много укромных местечек. Вот в одно из них он и забился. Сел на какой-то ящик, обхватил голову руками, съёжился. Ему казалось, что его отхлестали по лицу, а потом облили чем-то гадким. «За что? Почему она так? – бились в голове настырные мысли. – Всё. Жизнь закончена. Остаётся одно – умереть».

И он представил, как поднимается вверх, до последнего этажа, становится на край и прыгает вниз. Он явственно представил себе мёртвое тело на груде строительного мусора. Потом кладбище, толпа народа, а в центре гроб. Все рыдают.

И тут где-то над ним, или за стеной услышал едва различимые голоса:

– Вдруг и правда сиганёт? Надо нейтрализовать.

– Да не будет он прыгать. Умный ведь парень.

– Эмофон прямо зашкаливает. Вмешиваемся?

– Нет, подождём ещё…

Сергей встал, осторожно вышел из укрытия, на цыпочках поднялся наверх, осмотрелся: никого нет.

«А кто же тогда разговаривал? Они что? Обо мне говорили?»

Он ещё побродил вокруг, спустился вниз, вернулся в закуток, сел. И опять погрузился в раздумья.

«Что такое «эмофон»? Может быть это как-то связано с молодёжью в чёрном? Они, кажется, называют себя «эмо»? Он как-то видел по телевизору. И совершают самоубийства. А при чём тогда «фон»? Нет, тут что-то другое. А что, если «эмо» от слова «эмоция»? Тогда всё логично: эмоциональный фон, то есть такое состояние человека. Значит, это у него зашкаливает? И что значит «нейтрализовать»? Убить, что ли? Нет, как раз наоборот, чтоб убийства не было, тьфу – самоубийства. Наверное, «нейтрализовать» – это связать, запереть где-то, усыпить.

– Всё, отбой тревоги. Переходим на штатное наблюдение, – снова раздался голос.

«Вот, – подумал Сергей, – у кого-то отбой. А мне как быть? Как завтра появиться в школе? Как встречаться с теми, кто обсмеял, опозорил? А в чём собственно мой позор? Я что украл что-то? Или голым в школу пришёл? И Кристину не оскорбил, не обидел. Наоборот, о любви писал».

И чем больше он раздумывал, тем проще становилась ситуация, в которой он оказался. Ещё через пару часов он пришёл к выводу, что Кристина вовсе не красавица, а чудовище в красивом обличье. Собрала толпу, чтобы поиздеваться, кричала, как базарная торговка. Нет, такая над гробом не заплачет. И умирать ради такой не стоит. Плакать будут мама с папой, дед с бабушкой. А вдруг с ними случится инфаркт или инсульт? Тогда меня просто проклянут. И скажут: раз он такой дурак – туда ему и дорога.

И всё-таки, почему я такой несчастный? И тут же стал подсчитывать: если он будет расти до восемнадцати лет – рост увеличится на восемь сантиметров. Мало! А если до двадцати или двадцати пяти? Потом стал себя утешать, как не раз уже делал, что многие невысокие люди стали успешными и знаменитыми. Значит, и ему надо доказать всем высоким, что он в чём-то лучше их.

И так он просидел до вечера. Твёрдо решил, что в эту школу он не пойдёт. Никогда! И родителям ничего не расскажет.

«К деду ухать жить, что ли? Или притвориться больным?»

Дома родители что-то горячо обсуждали на кухне. Когда он зашёл к ним, мама дежурно спросила:

– Ужинать будешь?

– Да, я голодный как волк, – голос Сергея звучал спокойно. А внутри всё задрожало: вдруг кто-то им уже доложил о сегодняшнем?

– А у нас новость. Мы уезжаем в Сибирь. Причём срочно. У меня голова кругом идёт.