5. Часть 4

Город Н. 1997 год

Вообще, я всегда любила учиться. Русский язык, география, история, точные науки – все это давалось мне с необычайной лёгкостью. Не скажу, что мои родители были семи пядей во лбу, и это генетическое, скорее, я училась на отлично от безысходности. Ну а чем ещё было заниматься долгими зимними вечерами? Да и летними тоже… Друзей у меня не было, на дискотеки я не ходила, на посиделки во дворе меня никто не приглашал.

Ира с Галей вечно высмеивали ребят, тусующихся вечерами на исписанных непристойными выражениями лавках:

— Сидят, двоечники, портвейн посасывают и песни матерные горланят. А завтра будут канючить: “Лаврова, дай алгебру списать”, — демонстративно отвернувшись, с презрением фыркнула Галя.

— Ага, они только и умеют, что курить да материться! — поддержала её Ира, взяв крепче подругу под руку.

Наша троица прошла мимо шумной компании, и вслед раздался взрыв хохота. Они смеялись над нами. Они всегда смеялись над нами! Клоунессы, заучки, серые мыши, посмешище…

Вернувшись домой, я ещё долго наблюдала за ребятами с балкона.

Они играли на гитаре, дурачились, травили анекдоты и отпивали вино прямо из бутылки, передавая её по кругу. Такие раскрепощенные, такие беззаботные… Я мечтала быть такой же, как они.

Мечтала, что однажды я буду так же сидеть рядом и пить вино, взяв бутылку из рук Кирилла…

Я разглядывала его силуэт в опустившихся на город сумерках, с болью наблюдая, как смело он флиртует с девчонками, приобнимая то одну, то другую, и больше всего на свете мечтала оказаться на их месте. Что его руки когда-нибудь окажутся на моей талии.

Я фантазировала, как он убирает прядь волос с моего лица и, чуть наклонившись, целует в губы... Мне было стыдно за подобные мысли, я прямо чувствовала, как краска равномерно приливала к лицу, но не думать об этом я тоже не могла. Шестнадцать лет, невероятное буйство гормонов… Тогда я всерьёз полагала, что я самый несчастный человек на свете, и что хуже, чем сейчас, быть просто не может.

Как же сильно я тогда ошибалась.

***

Санкт-Петербург, 2012 год, декабрь

— И кто вообще придумал эти дурацкие посиделки в том пафосном ресторане? Собрались бы в конференц-зале, купили шампанского, накромсали бутербродов… Куда душевнее, разве нет? — ворчала я, стоя на шаткой стремянке, сжимая в зубах рулончик скотча.

— Ты с ума сошла? Это же совок какой-то! — возмутился Костя, придерживая меня за ноги. — Бутербродики со шпротами, Пугачёва по первому, Советское шампанское в хрустальных бокалах, и эта… как её, икра заморская…

— ...баклажанная! — произнесли мы хором и рассмеялись. Я аккуратно спрыгнула со стремянки и гордо окинула взглядом свою работу.

— Ну, как тебе? Класс?

Над входом в офис красовалась сплошь усыпанная блестками бумажная вывеска “С новым Годом”, опутанная паутиной разноцветной мишуры.

— М-да… Прям чувствую от тебя провинциальный запашок, с примесью нафталина и бабушкиной шали, — пошутил Костя, за что получил от меня скотчем по лбу.

— Ничего ты не понимаешь, Линьков! Это же настоящий Новый Год, а не этот ваш гламур, который никому не нравится. Белая ёлка с однотонными шарами, нет, ну где это видано? Ерунда какая-то! Так же и с рестораном.

— А вот тут я тоже с тобой поспорю. Раз в год могут и раскошелиться на любимых сотрудников, — парировал Костя, вновь оглядывая проделанную мной работу. — Ну, ты же знаешь, что скажет Мадам, когда это увидит…

— Мне вообще все равно. Я на её территорию не лезу и прошу от неё того же. Легка на помине… — шепнула я, услышав за дверью знакомое цоканье шпилек.