– Вот видишь! – удовлетворенно сказал Ткаченко. – А теперь скажи: я буду играть в хоккей, потому что хочу этого больше всего на свете! Ну! Я слушаю.

– Я это… – неуверенно произнес Егор и сглотнул, поражаясь тому, что стоит на обеих ногах. – Я буду играть в хоккей…

– Нет! – перебил Ткаченко. – Так ты никогда не будешь играть в хоккей. Ты же не веришь в то, что говоришь. Но сможешь играть, если скажешь это уверенно, как клятву. Ну, говори!

Егор оглянулся на спящего брата и сказал негромко:

– Да, я буду играть в хоккей, потому что…

– Нет! – рассердившись, снова перебил Ткаченко и даже встал. – Громче! Говори: клянусь, я буду играть в хоккей!..

И вдруг словно что-то проснулось в Егоре, словно выпрямилась какая-то пружина – он сказал твердо и даже ожесточенно:

– Да! Да, Иван Леонидович! Я буду играть в хоккей! Буду! Клянусь, я хочу этого больше всего на свете!

– Вот, это другое дело, – удовлетворенно улыбнулся Ткаченко. – Клятва принята. А теперь присядь. До пола присядь, не бойся, у тебя живые ноги.

Егор, уже поверив в волшебство ситуации, начал приседать и… присел! Присел на обе ноги!

– Вот! Молодец! Видишь? – сказал Ткаченко. – Ты поверил, что присядешь, – и присел! А теперь встань и иди!

Егор, как зачарованный, выпрямился во весь рост.

– Шагай! – приказал Ткаченко.

Егор, покачнувшись, двинул вперед здоровую правую ногу.

– Нет! С левой ноги! С левой! – приказал Ткаченко.

И Егор – пошел! Неуверенно, качаясь, но сделал четыре шага, а когда радостно оглянулся на Ткаченко, того уже не было в комнате. Только голос долетел из окна:

– Запомни: «По вере вашей да будет вам»!..

Утром Виктор, как всегда по выходным, проснулся ни свет ни заря, живо спрыгнул с верхней полки и ушел в ванную. А Егор, услышав шум спускаемой там воды, открыл глаза. Был тут ночью Ткаченко или все-таки не был? Он мысленно дернул левую ногу – нет, не поднимается. Он еще раз приказал ей шевельнуться и спуститься с кровати – бесполезно! Но как же так? Этого не может быть! Ведь ночью он ходил на ней! Егор снова напрягся весь, каждым живым мускулом своего тела приказывая левой ноге шевельнуться. Даже спину выгнул вверх…

Ничего не вышло! Значит, Ткаченко – это сон, только сон.

Егор обессиленно распластался в постели и опустошенно закрыл глаза. Тут в комнату вошел Виктор, сказал в недоумении:

– Егор, ты чего? Ты вставал ночью?

– Нет… – горестно ответил Егор. – А в чем дело?

– А почему твои костыли у окна?

Егор медленно, очень медленно повернул голову. Его костыли действительно стояли у окна – там, куда их ночью поставил Ткаченко.

– Не знаю… – счастливо улыбнулся Егор. – Может, мама переставила.

Витя покачал головой:

– Странно…

И принес костыли к стулу рядом с кроватью.

Теперь Егор с трудом дождался, когда Витя ушел со своими коньками во двор, а мама на работу.

– Ты почему лежишь? Что-то болит? – удивилась она перед уходом.

Ведь обычно в такие воскресные дни Егор вставал сразу после Виктора. Пользуясь тем, что Витя гоняет во дворе в хоккей, он в одиночку завладевал компьютером и с головой нырял в YouTube, позабыв даже о завтраке. А сегодня…

– Нет, нет, все в порядке. Просто лежу, думаю… – поспешил Егор успокоить мать и даже закинул руки за голову, демонстрируя усиленный мыслительный процесс.

– Ладно, Сократ, думай… – усмехнулась мать. – Завтрак на кухне. Я пошла на работу.

– Удачи! – сказал Егор. – Have a good day.

– You too, – улыбнулась мать, она работала экскурсоводом и поощряла сыновей учить английский.

Но как только Егор услышал стук закрываемой двери, он рывком сел на постели, сбросил на пол правую ногу и стал всем корпусом дергать левую, чтобы она сдвинулась к краю кровати. Однако нога, гадина, не двигалась, и Егор в сердцах хрястнул ее изо всех сил кулаком слева! И вдруг почувствовал, что нога отозвалась какой-то слабой болью.