Уломала. Дружок ее и не представлял, чего ей это стоило. Зато потом всю поездку ухохатывались, прямо колотились от радости.
– Вуду-дуду! – пела она своим колдовским голосом в салоне первого класса. – Мы едем к вуду-дуду! Пусть нам вуду – сделают колдуду!
Все им улыбались. Молодость и красота – все тянутся, все греются.
Во Флориде остановились в отеле, принадлежащем певице Мадонне. Публика – театр! Заказывай в баре выпить и смотри бесплатное кино. И тобой пусть любуются, кому интересно. Болтай со случайными знакомыми, срывайся с ними в новый модный ресторан, где гости едят на кроватях, плавай ночью в бассейне, пой звездам свои песни. Засыпай, когда сон сморит, просыпайся с предчувствием счастья.
И это только прелюдия! Впереди маячило самое интересное.
На Гаити все были веселые, хоть и жутко бедные. Дело же не в деньгах, а в климате. Солнце и океан – круглый год, есть из-за жары не тянет, томление, нега. Плохое настроение – бултых в лазурную волну! Выходишь опять с улыбкой. Но все-таки странно, что, имея таких чудодейственных вуду, не наколдовали они себе богатства и материального процветания. Не догадались, наверное.
Колдун оказался выцветшим невзрачным черным типом с едким взглядом. Он сразу жестом подозвал к себе страждущего влюбленного, а на нее только качнул головой и сплюнул. Зубов у него во рту было мало, как у нищего, хотя денег затребовал он немерено. Впрочем, с зубами у всего гаитянского населения дело обстояло подобным образом, мода у них, вероятно, такая.
Ей внезапно сделалось жутко, зябко и захотелось плакать. Вспомнилось, как слышала где-то, что ворожба – грех.
– Но мы же так, прикалываемся! Никому плохо не будет! – пояснила она черному небу и внезапно налетевшему ветру.
Что-то как будто дрогнуло в ответ. Словно один кадр на другой наехал.
Наконец вышел ее друган с потертым полиэтиленовым пакетом, как у уличного попрошайки. В пакете лежало полно всего непонятного – смотреть запрещалось. В отеле он уложил все это добро в дорожную сумку. Они еще немножко пожили у океана, но, видно, устали уже от впечатлений, веселья прежнего не было, и хотелось домой.
Дома завертелись дела, приглашения, встречи. Подкатил Хэллоуин – веселый праздник с переодеваниями. Они с мужем оделись скелетами: на обтянутых черным телах фосфоресцировали белые кости. Праздник такой, что надо подсуетиться в нескольких местах побывать: везде смешно, знакомых полно, сплошные удивления. Все только и говорят про какую-то старую фабрику, дескать, там глупость и бред, скука и не пойми чего. Ее друг-фотограф после Гаити дизайнером заделался, оформил помещение для праздника. Какой фотограф, такой и дизайнер – полный маразм. Но глянуть надо одним глазком на дело рук идиота. (Кто его после этого еще чего оформлять позовет, хотелось бы знать?)
От старого здания так и разило жутью и тленом. Какой-то вой нечленораздельный раздавался, хриплые вздохи, усиленные динамиками, начисто лишали надежды, что все здесь происходит понарошку. Они пробрались по сомнительным мосткам внутрь.
– Ой, щас испугаюсь, – манерно пищал женским голосом ее муж-скелет.
Ей было страшно по-настоящему.
Ничего особенного увидеть и пережить не пришлось. Высоко над их головами, на бельевых веревках болтались всамделишные куриные головы, лапы скрюченные, перья, тоненькие сухие птичьи кости.
Да уж! Нафантазировал! Смотреть не на что. Лучше бы живых кур с петухами напустил. Петухи бы хоть клевались, кукарекали, куры кудахтали, гадили бы всем гостям, переодетым в нечисть, на ноги и еще куда-нибудь по мере их возможностей. Все ж развлекуха. А тут эти незатейливые части супового набора для малообеспеченных слоев населения покачиваются. Убожество полное.