– А ты можешь это как-то проверить?
Ну почему я не надела тот розовый лифчик с дополнительной подкладкой?
– Нет, у меня телефон не сохраняет записи видеочатов. Слишком много памяти занимают.
Мы забираемся в машину, и я с трудом натягиваю пиджак, повернувшись к Томми спиной. Через пятнадцать минут я должна быть дома. Я завожу машину, запускаю обогрев на полную мощность и мчусь назад, к школьному концертному залу.
Томми напряженно возится с телефоном.
– Может, есть способ отозвать твое видео.
– Да, сделай это, пожалуйста! Скажи им, что ты не получил моего согласия.
Еще пара минут, и он прочищает горло.
– Тут сказано, что все ролики становятся их собственностью. Зарегистрировавшись, ты передала им права на видео.
Я ударяю кулаком по приборной панели.
– Аргх!
На этом разговор окончен, мы на парковке. Прежде чем выйти, Томми говорит мне:
– Помни, роликов там тысячи, и большинство из них гораздо хуже, чем твой. Народ готов на любое безумие, только бы попасть в прямой эфир.
– Надеюсь, ты прав. Слушай, я должна быть дома через девять минут, или… Ну, просто должна.
– Обещаю, я никому не скажу, – он кладет руку на сердце. Потом захлопывает дверь.
Я сглатываю и жму на газ. Чувствую себя опустошенной. Как я могла быть настолько глупой? Безрассудство никогда не было частью моей натуры. Застенчивая, старательная, верная… все эти нудные козерожьи качества – да, вот это я.
Я мчусь домой на максимальной скорости – это тоже что-то новое для меня. Но недостаточно быстро. Уже две минуты десятого, когда я вхожу в коридор, который соединяет гараж с задней частью дома.
Мама ждет меня, как ангел возмездия.
– Где ты была?
– На спектакле. Проблема с раковиной в гримерке, и меня окатило водой. Я постаралась обсушиться так быстро, как только могла. Прости, пожалуйста, что я чуть-чуть опоздала.
Врать вот так – меня от этого тошнит, но скажи я правду, никому от этого не станет лучше.
Мама нависает надо мной с суровым выражением на лице.
– Ты обещала быть дома к десяти.
– Мам, ну пожалуйста! Это был несчастный случай. – Как только слова вылетают у меня изо рта, я осознаю свою ошибку. Назвать что бы то ни было «несчастным случаем» – не лучшая стратегия в отношении моих родителей, даже сейчас, пять месяцев спустя.
Из кухни выходит папа.
– Что случилось?
Ну кого еще в старшей школе родители ждут дома к десяти вечера?
Я плотнее стягиваю на груди пиджак и приглаживаю волосы.
– Да ничего, просто раковину прорвало, и я немного облилась. Простите, пожалуйста.
Папин голос звучит легко, но выражение лица не соответствует этому тону.
– Почему ты не позвонила?
– Думала, успею вовремя. Но мне не повезло со светофорами.
Можно ли как-то проверить трафик между домом и концертным залом, чтобы разоблачить эту последнюю ложь?
Он становится рядом с мамой. Я стою перед ними и хочу одного – поскорее снять мокрую одежду. Они переглядываются.
Я скрещиваю руки на груди.
– Все мои друзья сейчас на вечеринке. Мне нужно было вывести пятна с костюмов и разобраться со сломанной раковине. Вам не кажется, что я уже достаточно наказана за двухминутное опоздание?
Они опять переглядываются, а потом папа вздыхает.
– Окей. Мы тебе верим.
Чувство вины сдавливает мне грудь, но, в самом деле, что я такого сделала? Если не считать того, что разделась перед кто-знает-сколькими зрителями онлайн.
– Спасибо. Мне пора в кровать. Все-таки завтра в школу. – Я задерживаю дыхание, надеясь, что не переиграла, изображая ответственную дочь.
– Спокойной ночи, крошка, – говорят они хором, а потом по очереди обнимают меня. Иногда мне кажется, было бы легче, не будь я единственным ребенком. Может, им еще не поздно завести второго? Фу-у, лучше об этом не думать.