– О да, очень красив, – тихо пробормотала она и пробежалась пальцами по моей щеке.

Когда она так делала, я словно таял изнутри и в то же время чувствовал себя очень неловко. Я слегка отодвинулся от матери.

– Буду рад снова повидать двоюродного деда. – Я соскользнул с дивана.

Мать пригладила волосы.

– Будь добр, постарайся там пореже открывать рот, все важные разговоры я возьму на себя.

На этот раз дорога к императорскому дворцу была недолгой, ведь мы жили на Палатине. На его склонах теснились дома, а вершина была отдана правителям и богам.

Здесь, рядом с храмом Аполлона, когда-то жили Август с Ливией, а неподалеку была пещера, где волчица кормила своим молоком Ромула и Рема. Но Тиберий не желал довольствоваться столь скромными покоями и построил просторный дворец, который теперь хоть и выглядел не особо современным, но вполне хорошо сохранился.

– Держись прямо! – сказала мать, когда мы подошли к входу, и слегка подтолкнула меня в спину. – Выше голову, не забывай, ты – потомок Энея!

Я расправил плечи и с гордым видом зашагал рядом с ней.

– О, госпожа Агриппина, добро пожаловать, – поприветствовал раб, сопровождавший нас в императорские покои. – Добро пожаловать, юный Луций.

Послышался какой-то шум, и появился прихрамывающий Клавдий.

– Агриппина! – Он протянул руки к моей матери (она взяла их в свои и низко поклонилась). – Н-не нужно этого! Я все т-тот же дядя, что д-держал тебя маленькой на руках.

– О, я помню, дядя, я помню, – сказала она, выпрямившись.

Они бок о бок прошли в одну из комнат, я последовал за ними. Это был не тот зал, где принимали нас с тетей Лепидой. Комната была меньше, фрески на стенах – тусклее, и окна выходили на противоположную от Большого цирка сторону. Там и балкона не было, зато имелось огромное окно с видом на сад, где цвели белые лилии, высокие синие дельфиниумы и желтые хризантемы. Сладкий цветочный запах лился через окно в комнату.

– С тех пор для всех нас многое изменилось, – заметила мать. – Твои же перемены возвысили тебя до пурпурных одежд, и ты смог вернуть меня домой. За одно лишь это мне следовало бы припасть к твоим ногам и осыпать поцелуями ступни.

– П-прошу, не надо, – сказал Клавдий. – Я не сумел с-сделать этого еще раньше. Надо было п-пересмотреть и исправить д-деяния Калигулы: вернуть изгнанников, заткнуть д-дыры, устранить утечки в казне. И п-переделать еще с-сотни дел.

Тут словно из ниоткуда в комнате возникла Мессалина.

– И скоро мой выдающийся супруг станет завоевателем. – Она встала рядом с Клавдием; взглянув на нас, быстро пробормотала невнятные слова приветствия и спросила: – Он тебе не сказал? Клавдий планирует вторжение в Британию. Мой супруг закончит то, что начал Юлий Цезарь.

Мессалина с обожанием посмотрела на Клавдия.

– Это правда? – со всем возможным спокойствием спросила мать.

Но я видел, что она в шоке. Как старый, хромой Клавдий будет командовать войсками?

– Да, все так, – ответил тот.

– Мне пришлось проявить настойчивость, – заметила Мессалина. – Брату Германика все по силам.

– Н-не все, дорогая, но у меня х-хорошие генералы, самое тяжелое я м-могу переложить на их п-плечи.

– Главное, чтобы ты вернулся целым и невредимым, – сладко проворковала Мессалина и повернулась к моей матери. – Дорогая Агриппина, добро пожаловать в Рим. Надеюсь, ты оправилась после стольких лет на Понтии?

– Невозможно оправиться от ложного обвинения… или, точнее будет сказать, нельзя простить и забыть. Что же касается острова, то да. Мне являлись призраки несчастных женщин, они и составляли мне компанию в изгнании… И мыс, который носит имя коварной волшебницы Цирцеи, располагался неподалеку.