Я потянулся к Поппее и взял ее за руку. Она тоже глядела на статуэтку.

«Увидишь, я отстрою Рим, который будет достоин твоей памяти», – мысленно пообещал я Клавдии.

Спустя несколько дней Фаон, мой секретарь, отвечающий за управление счетами и распределением доходов, положил передо мной на стол свиток и тут же отступил назад.

– Ты ведешь себя так, будто это не документ, а ядовитая змея, – заметил я и взял смету.

– Змея не змея, но определенно нечто ядовитое, – отозвался Фаон.

Я развернул свиток и посмотрел на заполнявшие всю страницу сверху донизу столбцы цифр. Наконец добрался до итоговой суммы и не поверил своим глазам.

– Двадцать две тысячи миллионов сестерциев?

– Такова сумма, к которой я пришел, – она покрывает все расходы.

Фаон редко хмурился, не хмурился и сейчас, он вообще по натуре был жизнерадостным и оптимистичным человеком.

– Если рассматривать это как сделку, тебе и только тебе я бы за сколько купил, за столько бы и продал, – сказал Фаон и развел руки в стороны. – Но я бедный человек.

И мы оба рассмеялись.

– А если я соглашусь на такую цену, ты сможешь набросить еще один храм? – подыграл я ему.

– Только если мы будем использовать низкопробный камень, но император запретил мне торговать подобным товаром.

Мы перестали смеяться.

Я понимал, что мой проект будет стоить дорого, но цифры, отражающие его стоимость, увидел впервые. И все равно я не мог сменить курс. Город разрушен, и его надо отстроить заново. Выбора нет.

Конечно, его необязательно было отстраивать из мрамора или прозрачного каппадокийского камня, который я заказал для одного из храмов. И возможно, мне не следовало предлагать оплату за строительство портиков. И Золотой дом с прилегающими к нему землями… Должен ли он быть таким обширным?

Мой ответ – да!

Все должно быть отстроено так, как я задумал. Я дал слово богам, дал слово своему народу. И я не изменю себе.

– Есть какой-нибудь способ собрать больше денег? – спросил я, положив свиток на стол.

– Читаешь мои мысли, цезарь. Ты ведь знаешь – среди вольноотпущенников очень много состоятельных людей.

– Да, и ты один из них.

– И мы жаждем стать полноправными римскими гражданами, но эта привилегия доступна только нашим детям. Что, если ты издашь указ, согласно которому любой вольноотпущенник с состоянием более двух сотен тысяч сестерциев, пожертвовавший одну сотню на строительство дома в Риме, сможет стать его гражданином? Осмелюсь предположить, найдется немало желающих пожертвовать деньги на строительство.

– У тебя уже есть вилла в городе, – напомнил я. – Так что ты выпадаешь из этого списка.

– Я лишь один из многих в этой прослойке общества, но состоятельные люди без достойного положения – это проблема.

– Что ж, вольноотпущенник без положения в обществе – это справедливо, да вот только половину работы в правительстве исполняют именно вольноотпущенники, – сказал я и похвалил Фаона: – Отличный план.

Но когда он ушел, я снова расправил перед собой свиток и не отрываясь смотрел на него так, будто это могло изменить цифры в смете.

Работы шли быстрыми темпами, а я всеми силами старался увеличить поступления в казну для их покрытия. Однако эта задача казалась не такой обременительной, стоило мне вспомнить одобрение людей, которое я почувствовал на Форуме во время церемоний примирения. Больше всего на свете я ценил свою связь с простыми римлянами, тем более что моя связь с Сенатом в последнее время заметно ослабла.

Но мой мир дал трещину, когда однажды утром в мой рабочий кабинет заявился Тигеллин. Дюжий преторианец с виду был как будто доволен собой и одновременно насторожен, – мне эта комбинация не понравилась.