– Около стенки, – рычит учительница. Он кидает на соседний стул рюкзак и садится. А я изумляюсь. За одним столом расположились три абсолютно разных на вид парня. Жгучий брюнет, дерзкий блондин и миловидный шатен. Но есть нечто, что делает их очень похожими, несмотря на разницу во внешности. То, как они держатся. Они ведут себя так, будто все здесь принадлежит только им. Будто даже воздух вокруг – собственность Делионов.

– Мишель, – произносит Феррар, вырывая меня из размышлений. Ее голос звучит устало.

– Я – Капюсин, мадам, Мишель – это фамилия, – говорит девушка, которая в полном одиночестве стоит в левом углу.

Мне знаком ее взгляд. Взгляд человека, вокруг которого слишком много идиотов, и у которого нет больше сил реагировать на их присутствие.

– Капюсин, сядь между Пьером и Квантаном, будь добра.

Девушка аккуратно складывает свои вещи в красную лаковую сумку и идет в красных лаковых туфлях на маленьком каблучке к своему месту. Пока она идет, глядя строго вперед, несколько девиц с недовольным видом перешептываются между собой. Похоже, дело в том, что Капюсин заняла знатное место между двух красавчиков, да только, кажется, ей все равно. Квантан встает, пропуская девушку, и та равнодушно благодарит его. Ее волосы пепельного цвета аккуратно причесаны, на шее красуется красный шелковый платок. Она сильно отличается от остальных девушек в классе. Гляжу на нее, и мне на ум приходит сдобная булочка, такая же мягкая и пышненькая. Круглые плечи, милые щеки. Карие глаза смотрят на пустую доску. На девушке черная юбка и белая блузка. Когда она проходит мимо, в воздухе повисает сладкий цветочный запах. Я опускаю голову и смотрю на свои видавшие виды «конверсы», джинсы с дырками на коленях и серую бесформенную толстовку. Мне вдруг становится неловко…

Пьер поворачивает голову к Капюсин.

– Ты приятно пахнешь, – шепчет он.

Она улыбается в ответ. Бывает же такое: просто улыбка, а ощущение, словно человек изнутри светится.

– Спасибо, – шепчет она, не глядя на него. А Квантан тем временем выразительно смотрит на Пьера и закатывает глаза; тот, в свою очередь, просто пожимает плечами, но его тонкие губы разъезжаются в мальчишеской улыбке. Один Рафаэль совершенно чужд происходящему, он нервно барабанит пальцами по столу. Пьер машинально ловит его руку, перестань, мол, но Рафаэль резко поднимает на него черные глаза, и Пьер отпускает его, качая головой. Рафаэль вытаскивает из кармана пачку сигарет и начинает стучать ими по столу. Одну сигарету он сует за ухо. В это время Феррар рассаживает остальных учеников и записывает, кто с кем и где сидит. Я стою у доски, но на меня никто, кроме Квантана, не смотрит. Он замечает, как я разглядываю Рафаэля, и шепчет:

– Ты как?

– Хорошо, а ты?

Он не успевает ответить: мадам возвращается к доске и вспоминает о моем существовании.

– О, я совсем забыла о тебе, как, ты сказала, тебя зовут?

– Леа.

Она прищуривается, рассматривая класс.

– Леа, между Пьером и Рафаэлем, – будто оглашая приговор, отчетливо произносит она.

Я даже не успеваю занервничать или подумать о великом стечении обстоятельств. В классе устанавливается тяжелая тишина, которая настораживает меня сильнее всяких теорий о существовании судьбы. Квантан глядит на учительницу, как на умалишенную, но встает, пропуская меня. Капюсин придвигает свой стул ближе к столу, чтобы я могла пройти. Пьер тоже приподнимается. Рафаэль не шевелится. Я жду, чтобы он убрал свой рюкзак с моего стула. Проходит секунд пять.

– Можешь убрать свой рюкзак? – интересуюсь я, стараясь говорить спокойно, хотя во мне растет раздражение.