Потому и шарахнулся я в кусты, когда увидел впереди, на вросшей в землю чугунной скамье, две серые тени.

Выглянул осторожно: сидят, прижавшись, не шевелятся. В темноте белеют лица, а на них черные пятна глаз и губ.

Хотел я уже отступить в лес да убежать, как вдруг слышу дрожащий голосок – тихий-тихий, словно из-под земли:

– Дяденька, не уходите, дяденька…

И другой – такой же приглушенный, шипящий – вторит первому:

– Не уходите, пожалуйста. Мы заблудились. Проводите нас до ворот, если не трудно.

Жалобные такие голоса, плачущие.

«О, – думаю, – а вдруг они меня заманивают? Набросятся потом, и косточек не останется».

Да ну, бред же! Какие упыри, русалки или призраки из могилы в двадцать первом веке?

Делать нечего… Вышел я из кустов на дорожку.

Две тени поднялись навстречу и превратились в двух девиц высоченного роста. Легче мне не стало. Девицы – в черном с головы до пят. Лишь лица да ладони белеют. Глубокие пятна глаз и ртов – точно провалы могильные. Бррр!

– Отчего не проводить, провожу, – говорю и не заикаюсь… почти.

Вот, значит, идем мы по дорожке. Девицы под руки меня взяли, жмутся, молчат, лишь глазами зыркают по сторонам – на могилы, исподтишка и меня разглядывают. Чувствую, от них это холодом веет, и запах, знаете ли, странный такой, мертвый, как из старой пудреницы бабки-соседки. Я уж сам – ни жив ни мертв – еле ноги переставляю. Страшно…

Так, молча, добрались мы до первого фонаря.

Ой, братцы, вот тут-то и появились, наверное, у меня седые волосы. Лучше бы фонарь не светил!

Глянул я на спутниц и обомлел весь: одежды на них угольные, под ними плоские, высохшие, видно, тела; запястья змейками рисунки синие обвивают, костлявые пальцы с длинными черными ногтями унизаны массивными перстнями с матовыми кровавыми камнями. У обеих девиц волосы темные, сальные, спутанные, на белых лицах глаза сажей обведены, а в них свет фонаря адским огнем отражается, и губы ярко-красные. Жуть.

Та, что слева, увидела мой испуг, ухмыльнулась, зубами клацнула:

– Что, – проскрежетала, – боишься? Прикольно. Не бойся, мы тебя не тронем.

– Мы, правда, заблудились, – хрипнула та, что справа.

Ох, как я обрадовался, когда за поворотом началась асфальтированная дорожка, а в конце ее показались освещенные фонарями ворота. Но до ворот еще дойти нужно, а ноги не слушаются. Кое-как доковылял, поддерживая девиц под худые руки.

Да вы не переживайте, братцы, так ничего и не произошло. Говорил же: не верю я во все эти «загробные бредни».

Распрощались мы вполне нормально. Я даже хотел телефончики записать, но успел спросить только:

– Кто вы, девушки?

Одна из них прошептала словечко на ухо:

– Готы…

Девицы хором сказали «спасибо», чмокнули в щеки кровавыми губами, похлопали меня по плечу и растворились в темноте за широкими воротными створками.

А я что? А я ничего.

Спокойно пошел обратно.

Добрался уже без всяких происшествий до своей уютной могилы, нырнул в гроб, крышку сдвинул и заснул крепко, без всяких кошмаров.

Что бы там ни говорили мои приятели-соседи, а бродить по кладбищу ночью нисколько не страшно. Двадцать первый век все же. И люди живые тоже вовсе не такие страшные, как старики их описывают, даже – как там девчонка выразилась? – прикольные.

Не знаю, как так вышло со мной, но я с детства был без ума от жанра ужасов, с ним же – и с мамой преподавателем литературы и русского языка – позже пришла любовь и к литературе в целом. Возможно, это была некая форма мазохизма, может и психического расстройства, но мне мальчишкой нравилось после просмотра или прочтения чего-то страшного ощущение, когда ты зарываешься с головой в одеяло, прислушиваясь к каждому шороху в доме. Ты будто попадал в другой мир, картина реальности менялась, и теперь играть нужно было по другим правилам. Естественно, я искал всё новые и новые грани этого ощущения и пришёл от Д.Емца с его «Чёрной-чёрной простыней» и «Мальчиком-вампом», к вышеупомянутому сэру Кингу, будь он неладен! От «Ночной смены» я был просто в восторге и ужасе. Кинг открыл мне Брэдбери, Лавкрафта, Готорна, и понеслось – не остановить. В итоге поиск привел меня в старших классах к мысли: «А почему бы мне не сочинить историю, где все будут играть по моим правилам?». Не знаю, что я там натворил в своей голове тогда, за какие рычаги дёрнул и на что себя обрёк, но только теперь, спустя пару лет, я по-настоящему начинаю себя плохо чувствовать, если не пишу и не читаю, меня будто затягивает в зыбучие пески.