И Славка, к своему изумлению, начал рассказывать – всё то, о чём глухо молчал последние месяцы.

– Глюк или не глюк – а для тебя-то это было по-настоящему, – резюмировал Витька. – Но уже всё, проехали, надо жить дальше.

Славка поник.

– Она была живая, – через силу сказал он. – Я потом уже думал, думал – аж мозоль на мозгах натёр. Разум – это… в общем, по науке это способность систематизировать, обобщать и принимать решения. Любой компьютер это может.

– Тогда почему «живая»? – Витька подался вперёд. – И при чём тут пирамида?

– Да пойми ты… Она чувствовала. Не просто имитировала. Вот в чём дело. И я понял, что и раньше… до пирамиды этой. Просто замечать я стал, когда вгляделся. А вглядываться начал после пирамиды. Василий Иванович сказал – «после не значит вследствие». Вот…

Он помолчал, покачал жидкость в кружке и допил, не чувствуя вкуса.

– И знаешь, что погано? Я не знаю, как поступил бы в следующий раз. Если бы он был, этот раз – он был бы другим. Это каждый раз заново, и каждый раз наугад.

– Ладно, – Витька решительно сменил тему. – Сейчас-то ты как? Я слышал, преподаёшь? Где?

Он вскрыл новую бутылку и долил приятелю и себе.

– В Академии, – вяло ответил Славка. – На инженерном, матан у перваков.

– А почему на пилотское не пошёл? Всё-таки своё, родное.

Славка недобро усмехнулся. Вялость как рукой сняло.

– Чтобы видеть каждый день таких дураков, как я? – яростно спросил он. – Только необлётанных? Знать, что космос ломает, знать, что с ними может быть – и пудрить им мозги? На инженерном – группы наземного обеспечения, лучше уж им.

– Жизнь ломает, не космос, – глухо откликнулся кореш. Он глядел не на Славку, а на пальцы протеза, медленно сгибая и разгибая их по очереди, словно недоумевал: чья это рука? – А жизнь – она там, где мы.

– Как ты сказал? – Славка замер, не донеся кружки до рта.

– Жизнь, говорю, ломает.

Славка выдохнул, откинулся на спинку стула и наконец отхлебнул. Напиток слегка горчил, но это было приятно.

– Жизнь, говоришь? – медленно повторил он, пробуя слово на языке вместе с пивом.

– Точно, она, проклятущая.

– Ну, раз жизнь – тогда ничего, – неловко пошутил Славка. – Ей можно.

И улыбнулся – невесело, но в первый раз по-настоящему.

– Ты вот что, – сказал Витька. – Я тут прикинул… Вот ключ. Перебирайся ко мне. Ты один и я один. Вместе перекантуемся.

И положил на стол пластиковую карту.

– Включи тормозные, Витёк. Дай с мыслями собраться, лады?

– Лады. Собирайся – с мыслями, с вещами. Я не тороплю.

– Спасибо.

Славка не уточнил, за что благодарит: за предложение или за то, что друг не торопит. Он не притронулся к карте, но, когда Витёк ушёл, всё же поднял её со стола. Повертел пластиковый прямоугольник в пальцах и собрался было переломить пополам, но остановился. Снова повертел, вглядываясь в эмблему: белый овал орбиты на синем фоне и красную загогулину – стилизованную ракету.

А затем подошёл к стулу с висящим на спинке кителем и спрятал ключ в нагрудный карман.

Чёртова каменюка. Иногда он уже сам сомневался, не приглючилась ли она. И ведь теперь никак… Хотя нет, есть одна возможность. Противостояние! Может, кто-то из транспортников, толпившихся тогда у Весты, засёк на своём пути маленький камень, безопасно пролетавший мимо. Может, старые логи систем слежения ещё не стёрты. И тогда – по двум-трём точкам – можно рассчитать орбиту. Работка та ещё, шансов ноль целых хрен десятых, да и репутация законченного психа тут некстати… И всё-таки, раз он зачем-то придумал это – попробует сделать. Иначе будет знать, что даже не попытался.