Но одно объединяет всех иллийцев – это безэмоциональность, она же немногословность, порой граничащая с хамством. Ну и пятьдесят две пары хромосом – тоже, так сказать, отличительная черта этой расы. Кстати, геномная особенность – маленький, но непреодолимый, как цианид для печени, барьер. Он-то в свое время и помешал матримониальным планам одной из иллийских владычиц, вознамерившейся отдать своего сына за дочь одного из видных политиков Союза. Так что, хоть земляне и иллийцы являлись гуманоидами, метисов на Вилерне не было и быть не могло.

Получив увольнительную и не имея никаких особых предписаний относительно формы одежды, я влезла в джинсы, водолазку и удобные кроссовки. Данная пара обуви участвовала в немалом количестве забегов от очередных неприятностей, поэтому была мне дорога, несмотря на, мягко говоря, весьма потасканный вид.

Сойдя с корабля, отправилась без особой цели бродить по Тирике – наукограду на побережье Эрнеи, где и располагался столь радушно встретивший нас космопорт. По велению судьбы именно в этом городке я провела первые девять лет своей жизни. Уже на выходе с посадочной площадки на меня налетел высокий мужчина в шлеме, из-за чего мы оба упали. Шлемоносец не преминул вспомнить анатомию, упирая в основном на детородные органы. «Точно не иллиец, тот бы скорее выдал цитату из свода правил дорожной безопасности», – на автомате отметила я.

Короткая, но отнюдь не лестная характеристика меня любимой от выговорившегося тем временем мужика, обожгла обидой и желанием немедленно ответить. В мозгу мелькнула мысль, что переход на мат – это уподобление обидчику. Поэтому, встав и отряхнув колени, выдала: «Вроде бы вы не блеете и не бодаетесь, но определенное сходство с гимнастическим снарядом все же имеете». После чего, гордо (во всяком случае, хотелось на это надеяться) вскинула голову и пошла дальше, оставив мужика осмысливать сказанное.

Приближался полдень, на небе малый спутник Вилерны сменил на посту своего старшего собрата и был едва заметен в голубизне озона. Местное светило не испепеляло своим зноем, а лишь согревало, даря ощущение уюта и спокойствия. Здесь, в отличие от Земли, города еще не слились в агломерации, в которых царствовали лишь асфальт, бетон и пластик.

В Тирике были скверы и парки, в которых растительность радовала глаз буйством красок. Цвета, правда, варьировались от терракотовой листвы генно-модифицированных кленов до привычной зелени сосен, но это уже детали. Под пологом деревьев от порывов ветра могли синхронно качаться лесные колокольчики и подсолнухи, а раффлезия рядом – источать аромат слегка подгнившего мяса.

К слову, об этой самой раффлезии я узнала много интересного, пока сидела на скамейке и отдыхала после прогулки по научному городку. Рядом с местом, где я устроилась, чтобы вытянуть уставшие ноги, была воткнута табличка. Она поясняла, что «ароматный» интродуцент парку подарил какой-то шутник. Презент чувствовал себя привольно, разросшись до метра в диаметре.

Да, иногда дары дорогих гостей хуже плазмогранаты, чистосердечно кинутой в тебя врагом. От нее хотя бы попытаться уклониться можно. А подарок – вот он, благоухает. Ни передарить, ни выкинуть нельзя. Оттого тенелюбивое растение посадили аккурат посреди газона и не поливали, судя по выгоревшему кружку дерна вокруг. Наверняка работники парка грезили о том дне, когда бедная раффлезия наконец издохнет, не выдержав тягот сурового вилернского климата. Но уроженка тропиков назло всем недругам цвела и ни на что не жаловалась.