– А от вас я хочу вот чего. Успейте к хиромантке до прихода мамы и подкупите ее. Пусть скажет, что все мое счастье зависит от художника со светлыми волосами, у которого имя начинается на «д»!

– Вряд ли даже хиромантке удастся убедить в таком миссис Уоддингтон.

– Мама верит всему, что мадам Юлали видит в хрустальном шаре.

– Но уж не такому!

– Может, вы и правы. Тогда уговорите хотя бы эту мадам настроить маму против лорда Ханстэнтона. Вчера вечером мама прямо заявила, чтобы я выходила за него замуж. И он вечно торчит у нас! Кошмар какой-то!

– Я, разумеется, могу попытаться…

– И сделаете?

– Приложу все усилия.

– Спасибо! Наверное, долларов за десять хиромантка согласится.

– Самое большее – за двадцать.

– Отлично! Я знала, что могу на вас положиться. Кстати, вы сможете обронить кое-что, невзначай, Джорджу?

– Все, что желаешь.

– Намекните ему, что, если завтра днем он вдруг случайно будет прогуливаться в Центральном парке около зоологического сада, мы, может, нечаянно встретимся.

– Ладно.

– А теперь, – попросила Молли, – расскажите мне побольше про Джорджа. Как вы познакомились, что вы подумали о нем, когда впервые его увидели. Что он ест на завтрак и что говорил обо мне…

Можно было бы ожидать, что по прошествии времени, получив возможность на досуге поразмышлять о нелогичном характере влюбленности, которую он допустил, хладнокровный, рациональный и суровый мыслитель раскается. Но случилось все иначе, совсем по-другому. Сидя на следующий день в приемной мадам Юлали, Хамилтон упивался своим безрассудством, а когда лучшее его «я» осмелилось попенять ему, что он позволил себе прельститься смазливым личиком, то есть чисто случайным сочетанием молекул белковой и жировой ткани, он строго приказал этому «я» засунуть голову в мешок и заткнуться. Он влюбился, и ему это понравилось! Он влюбился – и гордится этим! Его единственной связной мыслью, пока он ждал в приемной, была мысль, как бы изъять из обращения брошюру «Разумный брак» и написать лирические стихи.

– Мадам Юлали сейчас примет вас, сэр, – объявила горничная, врываясь в его раздумья.

Хамилтон прошел в кабинет и, едва войдя, застыл изваянием.

– Это вы!

Она быстро поправила волосы – так реагируют женщины на неожиданную ситуацию, – а Хамилтон Бимиш, глядя на нее, убедился, что прав во вчерашних предположениях. Волосы, как он и предполагал, лежали сверкающей массой, искрящиеся, соблазнительные, роскошные.

– Как поживаете? – проговорила она.

– Чудесно!

– Судьба все время сталкивает нас…

– А я с судьбой никогда не спорю.

– Не спорите?

– Нет! – твердо заверил Хамилтон. – Подумать только, так это вы!

– Кто?

– Ну, вы! – У него мелькнуло, что, пожалуй, изъясняется он не вполне четко. – Понимаете, меня прислали сюда с поручением к мадам Юлали, и оказалось – это вы!

– Поручение? От кого?

– От кого же? – поправил Хамилтон. Даже в тисках любви специалист по чистоте языка себе не изменил.

– Я же так и сказала!

Хамилтон снисходительно улыбнулся. Мелкие промахи можно исправить позднее – скажем, в медовый месяц.

– От Молли Уоддингтон. Она попросила меня…

– А, так вы пришли не за тем, чтобы я почитала вам по руке?

– Я просто жажду, – откликнулся Хамилтон, – чтобы вы почитали мне по руке…

– Чтобы определить ваш характер, можно и не читать по руке. Я и так все вижу.

– Да?

– Конечно. У вас сильная, властная натура и острый, проницательный ум. Очень широкий кругозор, железная решимость, поразительная проницательность. Однако при всем этом у вас нежное сердце. Доброе и щедрое сверх всякой меры. Вам присущи качества лидера. Вы напоминаете мне Юлия Цезаря, Шекспира и Наполеона.