Если заплатить по закону, диваны выйдут золотыми. При этих пошлинах о реализации надо просто забыть. Во всяком случае, в промышленных масштабах. Хорошо, если наберется человек десять, для которых цена не имеет значения. Элитный покупательский сегмент. Но эти все равно закажут на Западе: кресла с изогнутыми подлокотниками, резные остовы диванов, парчовые наволочки. Ампир, модерн, классика. Я листаю финский каталог.
«А вот этот? – Фридрих поворачивает каталог к себе. – Между прочим, наши не хуже. – Его голосу недостает уверенности, но этого никто не слышит. Кроме меня. – Могут быть не хуже. Кружева мы, конечно, не вырежем, а так… Ну что: обивка, вставки? Это-то можно сделать…» – он смотрит на меня, ожидая поддержки.
Я – не архитектор и не дизайнер, но даже мне ясно: кроме наволочек и обивки здесь работает что-то другое, неуловимое. Такое впечатление, будто их диваны рассчитаны на другие задницы.
«Нам бы их выкройки… – я отвожу глаза. – В смысле, лекала. Вот тогда…»
Фридрих листает наш альбом: двужопные и трехжопные диваны. В их форме сквозит что-то неистребимо советское.
«За лекала нужно платить. Недешево», – он ерошит волосы.
«А если?.. Купить такой диванчик. И распотрошить».
«Можно. Но можно и по эскизам, – он кивает на каталог. – Подумаешь, задачка… Что – космический корабль? Представьте: небольшая, но престижная серия. В расчете на среднего покупателя», – средний покупатель, которому мы надеемся потрафить, тот еще буржуй-толстосум… Кресла надо рассчитывать под его задницу.
«Все равно, – Фридрих настаивает упрямо, – нельзя отказываться. Для нас это – вложения в будущее».
«А что если… – к любой производственной задачке следует подходить как к очередному ребусу. – Оформить в виде отходов…»
Фридрих считает. «Нет, – итоговую цифру он обводит красным. – В виде отходов точно не выйдет. Ни хрена себе – отходы! Это ж половина сырца…»
«Может, все-таки попробовать? Съездить в Торгово-промышленную палату… Так и так, шкуры неровные. Должны оставаться обрезки». – «Попробуйте, – его голос звучит неуверенно. – Попытайтесь дать денег. Но – все равно не половина. Обрезки – процентов двадцать. В лучшем случае. От силы…»
Два кусо-че-ка колбаски у тебя лежали на столе… Ты рассказывал мне ска-азки, только я не верила тебе…
Певица, меряющая колбасу кусочеками, верещит из машины. Дожидаясь меня, водитель слушает музыку.
В Торгово-промышленной я не бывала ни разу. И кто меня дернул за язык? Они – кожевенники-профессионалы, я – бывшая училка русского и литературы…
Водитель включает зажигание.
«В Торгово-промышленную, на Чайковского», – бывшая училка одергивает новую юбку, просит убавить звук.
Мы подъезжаем к старинному особняку. В XIX веке он принадлежал князьям Барятинским. В начале XX – великой княгине Ольге Александровне. Потом их тоже назвали бывшими.
Поднимаясь по лестнице, я пытаюсь представить, как здесь было раньше.
Тяжелые портьеры, напольные часы с совами… Там – дверь в библиотеку. Стеллажи, на которых стояли книги: мне кажется, я узнаю обложки. Как будто здесь жила…
Я иду унылыми коридорами. Они выкрашены масляной краской. Грязные пятна на уровне человеческого роста – те, кто приходят сюда, превращаются в слонов. Трутся крутыми боками. Не знают, как подступиться. После них остается грязь. Лампы люминесцентного света, двери, захватанные руками просителей. Я иду, сверяясь с номерами кабинетов.
Вопрос серьезный. Такие решения принимает комиссия. У них это называется норма отходов.
Прежде чем ехать, я все-таки дозвонилась.