Чуть притормозив, Андрей свернул на проселочную дорогу. Миновав лесок, он неторопливо покатил по почти пустынным улицам дачного поселка и остановился у калитки. Что делается за высокой изгородью, живописно увитой виноградом, было не рассмотреть. Ларин толкнул калитку и зашел на территорию небольшого, соток на пять, участка. На террасе бревенчатого домика у круглого пластикового стола сидели Павел Игнатьевич Дугин и жгучая брюнетка в огромных солнцезащитных очках.

– Мы тут уже без тебя кое-что обсудили, присоединяйся к дискуссии, – сказал руководитель тайной организации по борьбе с коррупцией в высших эшелонах власти.

– Я тебя снова не сразу узнал, Лора, – Андрей склонился и картинно поцеловал приподнятую над столом женскую руку.

– Стервы отлично умеют перевоплощаться, но только внешне. Внутреннее содержание и мировосприятие у них остается неизменным, – усмехнулась напарница Ларина и сняла очки.

– Вот только глаза их иногда выдают, – улыбнулся в ответ Андрей.

– Глаза стерв не выдают, глаза стерв наглым образом врут. Признайся, что я прелесть.

– Ты произносишь слово «стерва» так, словно это самая высокая похвала.

– При моей профессии так и есть. Ну и интересное «кино» ты у психоаналитика свистнул, – покачала головой Лора. – Кто только к нему не ходит! В чем только не признается. Ужас. Пяти минут просмотра хватит для того, чтобы полностью разочароваться в человечестве.

Ларин подсел к столу. Дугин хитро прищурился.

– Вокруг пусто. Будний день. Соседи на работе. Так что можем поговорить и на улице. Грех в такую погоду в дом с террасы перебираться. Засиделся ты в столице, Андрей.

– Не я выбираю место. Это ваша прерогатива, Павел Игнатьевич, – ответил Ларин.

– Москва, с одной стороны, напрягает своим темпом жизни, но с другой – и расслабляет, – откинулся на спинку пластикового стула Дугин.

– Издалека начинаете, – проговорил Андрей.

– Так легче до сути дойти. Москва – это не настоящая Россия. Это витрина для иностранцев и дураков. Что-то вроде Западного Берлина во времена существования ГДР. Вот это и расслабляет. Иногда начинает казаться, что люди по всей стране так живут. А заберись в провинцию, сразу поймешь, что татаро-монгольское иго у нас толком и не кончалось. Что люди до сих пор живут в ордынских улусах. Вроде и на машинах ездят, и компьютерами пользуются, но принцип управления чисто феодальный остался, да еще усугубленный крепостным правом. Есть феодал-опричник с выданным ему в Москве-Орде «ярлыком» на правление. Ему позволено грабить земство, ему принадлежит все вокруг. Вот тебе типичный пример такого феодала, – Дугин выложил перед Лариным ту самую фотографию, которую Андрей сам ему недавно и вернул.

– Знакомый типчик, – ухмыльнулся Андрей.

– Вот теперь я могу и раскрыть тебе его инкогнито. Бахрушин Анатолий Игоревич. 1968 года рождения. В прошлом занимался тяжелой атлетикой. Штангист. То, что тебе о причинах его половой проблемы психоаналитик Руднев наплел, – вранье. Пусть он подобные байки своим пациентам втюхивает, мол, тяжелое детство, отчим мать у него на глазах насиловал… На мой взгляд, все дело в том, что Бахрушин, когда был спортсменом, злоупотреблял анаболиками, вот и получил половую дисфункцию.

– Но это не так важно, – заметила Лора. – Важен результат.

– Ты абсолютна права. И подобные эпизоды биографии – не оправдание тому, чтобы насиловать женщин, – поддержал стерву Дугин.

– Член ему серьезно укоротить надо или, еще лучше, отрезать под самый корень, – мило улыбнувшись, произнесла Лора.

– Успеется, – Павел Игнатьевич поморщился. – Мы серьезная организация и по мелочам размениваться не должны. Бахрушин в девяностые годы забросил спорт. Теперь уже бывший спортсмен заделался одним из видных деятелей местного спортивного движения, бригадиром. Потом понял, куда ветер дует, и легализовался, преступным путем скупил акции местного химкомбината, стал бизнесменом и меценатом, вступил в ряды правящей партии и прочее. Сейчас он губернский истеблишмент, так называемый «уважаемый человек», классический российский вертикальщик. При этом ни в химической промышленности, ни в экономике ни черта не смыслит. За него комбинатом управляет заместитель – некий Гросс. Райцентр всецело зависит от Бахрушина – комбинат практически единственное предприятие, все на нем завязано. Он всем может перекрыть кислород. Полиция прикормлена, суд куплен. При этом плевать ему и на экологию, и на здоровье людей. Бахрушин настоящий феодал, он владелец всего, включая «подведомственный контингент». Притом, как ни странно, «контингент», за редким исключением, его по-холуйски любит, мол, «сильная рука», «наводит порядок», «зарплату платят», «тут все стабильно» и прочее, прочее.