Чекист согласно кивнул.

– Ты сказал, там их трое? Кто из них будет «языком»?

– А вот давай об этом и подумаем. Монетку кидать не будем, а просто прикинем в уме, кто из них для нас будет более ценен.

Воронцов не возражал, и я продолжил анализировать.

– Нам нужен не только тот, кто знает текущую обстановку, но и тот, кто знает местность и что вообще происходит вокруг. А это значит, что в приоритете остаётся местный житель. Таким образом, немец из сомнительного счастья попасть к нам в плен выпадает. Значит, претендентами становятся только полицаи. Один – молодой, здоровый бугай лет двадцати восьми – тридцати. Другой – щуплый, поживший старичок в очках. Ему на вид лет под шестьдесят. Старина Дарвин, будь он здесь, сказал бы, что по всем законам эволюции и естественного отбора больше шансов на жизнь у молодой и здоровой особи. Но в данном случае его фантастическая теория в очередной раз должна будет подвергнуться жёсткой критике и быть полностью отклонена как несостоятельная. А дело в том, что здоровая и молодая особь нам в качестве пленного на хрен не нужна. И всё потому, что данный здоровенный детина влёгкую сможет справиться с двумя полуживыми гостями из фараонского саркофага. А потому, несмотря ни на какие продвинутые теории, на практике эта здоровая особь на встречу с заждавшимися в аду чертями, как только появится возможность, будет отправлена сразу же вслед за немчурой. И получается, в живых, – тут я уточнил, – покамест, на время, мы оставим полицая в летах. Он нам и расскажет всё что надо и в случае ЧП никакого серьёзного сопротивления нам – замотанным в бинты полуинвалидам – оказать точно не сможет.

Мои логичные доводы лейтенанта госбезопасности устроили, и он начал разрабатывать план нападения.

Но я его остановил, сказав, что план у меня давно есть, а вот времени на обсуждения и дискуссии у нас нет.

Поэтому быстренько рассказал ему то, что от него требуется, и, отобрав нож, выгнал на дорогу. А потом, прикинув скорость движения лошади и расстояние, с которого он будет замечен, показал место, где ему нужно встать у сосны и, держась за неё, создавать впечатление о неспособности двигаться дальше и сопротивляться.

Сам же я в это время стал лихорадочно засовывать под бинты стебли сырой травы и сорванные ветки, одновременно жалея, что за всё то время, пока нахожусь на войне, я так и не смог сделать себе нормальный маскхалат.

Дислокация Воронцова именно у дерева, а не на дороге, была выбрана для перестраховки. Имелся небольшой шанс, что противник решит не возиться с раненым и сразу, как только заметит врага, начнёт по нему стрелять. Тогда, по задумке, ствол сосны должен будет хоть как-то на время защитить командира от случайной пули.

Но всё же в большей мере я рассчитывал на то, что любопытство и возможный профит от пленения сотрудника НКВД, который они в случае успеха без сомнения получат от своих хозяев, победит чувство кровожадности, и сразу, без предупреждения, они стрелять по чекисту не будут.

И нужно сказать, что в своих прогнозах я не ошибся.

Одиноко бредущий усталый безоружный командир НКВД не мог не заинтересовать троицу.

Увидев его, они вначале опешили, навели на него стволы, а затем огляделись по сторонам и, никого по близости не увидев, расслабились.

– Ком! Ком! – начал показывать рукой немецкий солдат.

А молодой в гражданке, засмеявшись, оскалился:

– Ну-ну, иди сюда, комиссарик, сейчас мы с тобой проведём политинформацию.

Один лишь сидевший рядом с ними старик ничего не сказал и даже не улыбнулся, а лишь сжал винтовку понадёжнее.