— Она пошлет тебя куда подальше. Запиши в точности, что ты ей должен сказать. На немецком, — уточнила я, и все стали записывать, а я довольная улыбалась, хоть и не показывала это. А когда закончили, и я продиктовала то, что ответит девушка, кто-то опять решил выступить.

— А есть фул?

— Фул - это что?

— Ну что вы, Аврора Михайловна! Фул-это полный видос какой-нибудь порнушки, фрагмент которой мелькает в сети.

— Буду знать.

— Кстати, я тут немного импровизировал, - принес мне свои каракули Ольховский, не забыв подмигнуть. Иногда мне кажется, они реально думают, что смогут затащить меня в койку. Наивные.

— Не то, Ольховский. Вот эти слова написаны неправильно, значит вы их так и выучите. Девушка тебя не поймет, а так как в Германии они максимально раскрепощены, то сорвется ваш самый лучший секс жизни.

Они снова заржали, как вдруг дверь распахнулась с громким стуком, ударившись о стену. Все головы повернулись на звук, и я не стала исключением.

4. Глава 3.

Глава 3.

В какой — то момент мне даже показалось, что пришел черт собственной персоной. Волосы торчали в разные стороны, разве что рогов не было видно. Чёрную кожанку явно поваляли в грязи или пепле, тут кому как видится. Белые некогда фирменные кросовки тоже были грязными, это все, не говоря уже о дырке в штанах. Не будь он красив, как дьявольский сын с его этими изогнутыми в вечной усмешке губами, я бы подумала что он— бомж. На улице такому субъекту я бы обязательно кинула монетку. Ведь всегда есть те, кому хуже, чем тебе.

В какой-то момент мне даже могло показаться, что этот черт пришел по мою душу, потому что ,стоя здесь, в храме знаний, я чувствовала себя распутницей, надевшей одеяние монахини. И от того, что я это надела, монахиней я не стала, мое прошлое всегда будет со мной. И кажется, что сейчас именно этот парень, кем бы он не был поднимет палец и скажет всем, кто я на самом деле. Именно он пустит в унитаз мою здесь двухмесячную работу. Он, тот, кто шатаясь заходит в аудиторию, держится за стену и поднимается на самую последнюю парту, довольно громко стукнувшись о стол головой.

Все головы повернулись обратно ко мне, кто – то хохотнул, кто – то возмутился. Только я все еще прибывала во власти своих страхов.

— Молодой человек! – крикнула я, прочистив горло, и решила выяснить, кто же это портит атмосферу на моей паре. Вышла из-за кафедры и стала подниматься, довольно громко топая низкими каблуками. – Попрошу объяснить, по какому праву вы здесь находитесь.

— Аврора Михайловна, — рядом садится Ольховский. – Это Распутин. Он, как вам сказать, здесь только числится . Представьте себе, что это-мебель, и не обращайте внимание.

— Мебель значит,— вздыхаю я, чувствуя острый запах перегара. К алкоголю у меня еще большее отвращение, чем к сексу и мужчинам в принципе. – Вы только потом передайте этой тумбочке, что мой экзамен он будет сдавать лично у ректора. Потому что я мебель не экзаменую.

С этим я отворачиваюсь и хочу гордо проследовать к своему месту, продолжать давать материал, как вдруг слышу хриплый, низкий, проникающий под самую кожу баритон.

— Тумбочка-это твоя задница, училка.

Я даже поворачиваю голову, чтобы взглянуть в глаза этому нахалу. И тут же жалею об этом. Я никогда не видела таких глаз, они словно всю твою суть наружу вытаскивают, Раздевают, привязав к позорному столбу, и секут на глазах у всех за мысли, за чувства, за грехи. Благо контакт длится всего несколько секунд, потому что мажор тут же падает на стол лбом, от невозможности держать на весу тяжелую голову.