— Четыре, — отвечаю вместо сына, тем самым наношу резкий удар человеку, который ни капли не пожалел меня несколько лет назад. Отрубаю с корнями его надежды. — Ему четыре года. И... Нам пора.

Бывший поднимает голову и заглядывает в мои глаза, где не должно быть никаких эмоций. Я давно научилась вести себя равнодушно ко всему. Пусть в его глазах отчетливо читается тоска и бесконечное сожаление, я безразлично смотрю на него, не желая выдавать свои настоящие чувства. Внутри меня бушует буря. До крови кусаю щеку изнутри и стараюсь не моргать, потому что слезы потоком покатятся по лицу.

— Если еще раз наши пути пересекутся, — говорит он Арсу. — А они обязательно пересекутся. То покатаемся на моей машине. Договорились? — протягивает он руку сыну.

— Договорились, — маленькая ладошка сына теряется в огромной ладони бывшего.

— До скорой встречи, Колючка, — поднимаясь на ноги, произносит бывший. Почти шепотом. Тем самым бьет меня в очередной раз, заставляя на мгновение вернуться в прошлое и вспомнить все, что он со мной сделал.

Крепко сжимаю руку сына, и мы возвращаемся в дом. Не могу злиться на него, но в то же время... Он никогда не отходил от меня далеко без разрешения. А сегодня... Сегодня странные вещи происходят. Меня все это выматывает. Скорее хочу вернуться в Москву. А потом вовсе покинуть страну и больше здесь не появляться.

— Мам, — зовет меня Арс. — Мам, ты меня слышишь?

Он смотрит на меня снизу вверх с неким недоумением.

— Да, малыш.

— Ты говорила, что врать — это очень плохой поступок. А сама только что наврала. Мам, почему ты сказала, что мне четыре года? — хмурится Волчонок.

Я не нахожу слов, чтобы ответить ему. Потому что сын прав. Когда-то я учила его, что врать нельзя. Ни в коем случае. Даже если получишь наказание — обязательно нужно говорить правду. А сейчас я сама накосячила так, что ребенок просто в недоумении.

Однако сейчас внутренности выворачивает наизнанку другая мысль. Когда-то бывший обвинял меня в том, что я одновременно встречалась еще и с Демидом. Даже снимки наши общие мне чуть ли в лицо не швырнул. А сейчас я сама подтвердила... Что не была ему верна.

Какая глупость, верно? Я орала на него... Пыталась доказать, что я не легкомысленная, какой он меня считает. И он мне тогда не поверил. А сейчас... Боже, головой о стену биться хочется. Да только умом понимаю: мне ничего не поможет.

Сажусь на диван в гостиной и привлекаю Арсения к себе. Поднимаю его, усаживаю на колени и целую в макушку. Вдыхаю безумно любимый сладковатый запах.

— Это вышло случайно, — опять же бессовестно вру, но у меня нет логичных слов, с помощью которых могла бы объяснить сыну причину своей лжи. — Нечаянно. Но ты так никогда не делай, хорошо, милый? Это очень плохой поступок. Я... Немного растерялась, увидев тебя с чужим мужчиной. Ведь ты никогда никого к себе не подпускаешь. Что в этот раз изменилось?

Заглядываю в глаза малыша с легкой улыбкой и глажу большим пальцем нежную кожу его щеки.

— Не знаю, — хмурясь, пожимает плечами. — Он не смотрит на тебя как все. Мой новый друг серьезный и к тебе не пристает, мам. Вот и понравился.

— Боже, — постанывая, откидываюсь на спинку дивана и глубоко выдыхаю.

У меня голова кружится, а перед глазами темнеет от напряжения. Чувствую, что рядом кто-то сел, но не могу приоткрыть веки и посмотреть. По запаху парфюма понимаю: Зойка. Она кладет руку на мое колено и слегка сжимает в знак поддержки. Если бы мы были дома, я, наверное, закрылась бы в комнате и плакала бы до хрипоты в голосе. Потому что это невыносимо больно. А еще совесть... Она убивает меня, грызет изнутри, как червяк.