К счастью, спасая нас от неуютной тишины, Антон продолжает диалог:

— Ты вчера рано уснула. Я даже не ожидал. Вернулся, а ты уже храпишь.

— Эй! — я наигранно возмущаюсь и в протестующем жесте дергаю рукой, чудом умудрившись не выплеснуть себе на грудь вино. — Я не храплю!

Правый уголок губ Антона приподнимается, синие глаза искрятся лукавым весельем. Он сейчас завораживающе красив. Мое несчастное, влюбленное сердце делает кульбит, оступается и, сорвавшись в пропасть, замирает в невесомости восторга.

— Думаю, — замечает он, поднимаясь из-за стола с пустой тарелкой, — в этом вопросе мое мнение более компетентно.

— Ты летчик, — я намеренно ошибаюсь в термине, — а не сомнолог.

Спокойно оставив посуду в раковине, Антон оборачивается и одаривает меня насмешливым взглядом:

— Слабо, — цокает он языком. — Ты в жизни не спутаешь летчика и пилота, Вер.

Я пожимаю плечами, искренне наслаждаясь теплотой этой пикировки.

— Кофе?

— Нет, спасибо. Лучше еще вина.

— Уверена? — Антон явно сомневается, но все-таки подходит к столу и берет бутылку.

— Спасибо.

— Ты ничего не съела.

Прозвучавшее замечание возвращает мои мысли к почти полной тарелке, и я тяжело вздыхаю. Аппетита нет совсем.

— Не хочется, — признаюсь я честно. — Потом.

— Ну как знаешь.

— Ага. — Сделав новый глоток, я выхожу из-за стола и подхватываю тарелку. От резкого подъема кружится голова, и тело ведет на первом же шаге. — Ой!

Стоявший поблизости Антон успевает меня поймать.

— Пьянчужка, — смеется он и перенимает из моих рук тарелку, чтобы оставить ту на кухонной тумбе. — Ты зачем так набралась?

— Не знаю, — уклоняюсь я от прямого ответа и спиной сильнее прислоняюсь к мужу.

Прикосновение покоящихся на моей талии ладоней ощутимы даже сквозь махровую ткань. В ушах нарастает гул, внутри что-то привычно сжимается в предвкушении. Обонянием с каждым вдохом отчетливее улавливается аромат знакомого, дурманящего ум мужского парфюма, пульс учащается, а во рту сохнет.

Уловив мое состояние или попросту подчиняясь собственным желаниям, Антон прижимает меня крепче, и я тут же льну к нему и откровенно потираюсь ягодицами об уже напряженный член.

— Соскучилась? — шепчет Антон сипло, и я отрывисто киваю, вкладывая в этот акт согласия куда больше смыслов, чем заявлено в вопросе.

От контакта наших тел меня уже вовсю бьет мелкой дрожью, под ставшей до предела чувствительной кожей горячая кровь жжет вены и опаляет мое измученное сердце.

Если бы Антон только знал, как много я стараюсь взять и отдать во время секса. Если бы он только мог утолить мой эмоциональный голод, от которого я, наверное, рискую однажды сойти с ума, но...

Беда заключается в том, что мой муж не имеет того, что требуется моим сердцу и душе. Как богачу нечего взять у нищего, так и мне нечего взять у Антона, но я хотя бы могу поделиться с ним тем, что переполняет меня саму до краев, разрывая на части.

Повернув голову, я тянусь к его губам и целую. Чуть неловко и рвано, жадно и неприкрыто страстно. Благодаря вину сегодня можно быть честнее обычного, и я пользуюсь предоставившейся возможностью с радостью.

Хватка Антона на моем теле становится жестче, дыхание — тяжелее и чаще, и его возбуждение, как и всегда, безмерно заводит и пьянит. Его левая рука поднимается выше и сжимает грудь, правая, спустившись, забирается под край полотенца и скользит между бедер, прежде чем ребром врезаться в центр. Невольно прервав поцелуй, я задушено хватаю ртом воздух.

— Весь ужин думал, — пользуется паузой Антон, — как ты сидишь передо мной без белья. — Его пальцы теперь распределяют смазку по половым губам, избегая проникновения и контакта с клитором.