– Настена? Дрожишь, замерзла? – спросил Леша.

Мне показалось, что он захотел высвободить руку, на которую я опиралась, обнять меня за плечи, согреть. Но вовремя вспомнил, что сзади идет жена, только накрыл другой рукой и крепче прижал к себе.

– Почему ты с ней живешь? – спросила я.

Можно не удивляться моему вопросу: несколько последних часов я только и делала, что лезла в чужую жизнь.

– С этой брюзжащей мымрой? – продолжала я.

– Настя, не надо! – Леша слегка нажал на мою руку. – Ольга – жена. Точка. На кого ее брошу? А девчонки? Они у меня замечательные, жалко, что ты не познакомилась. Сочувствуешь мне?

– Невольно.

– Зря.

И не поднимая лица, я знала, что он сейчас улыбается, привычно, рефлекторно, обаятельно.

– Лешка, ты мне казался простым как валенок. Но сейчас я не понимаю тебя. Утаптываешься в землю под каблуком у постылой жены.

Он тихо рассмеялся:

– Настя! Ты хорошая, нормальная, теплая. А тогда, раньше, была сухой и твердой, как указка. Первая учительница в школе, – хмыкнул он, вспоминая детские страхи, – указку из рук не выпускала. Я отчаянно боялся указки, она мне казалась волшебной палочкой злой колдуньи.

– И меня тогда, пятнадцать лет назад, боялся?

– Нет. Я и помню-то тебя смутно. Только впечатление: указка, но без ядовитого наполнения. Не обижайся! – спохватился Леша.

– Кто обижается на впечатление, произведенное в прошлом столетии?

– В этом ответе – ты вся.

– То есть?

– Не могу пояснить, словарный запас не позволяет. Но вообще-то мы говорили обо мне, несчастном.

– А ты полностью благополучен? – ухмыльнулась я.

– Полностью только пациенты сумасшедшего дома счастливы, и то после лекарств. У меня все в порядке, на всех фронтах успешные наступления.

Он называет «успешным наступлением» свою вялую оборону от натиска жены?

– Лешка! – догадалась я. – У тебя есть другая женщина!

– Ничего тебе не говорил, – не без бахвальства ответил он.

– Которая боготворит тебя? Для нее ты – царь, бог и воинский начальник? Как Ольга в молодости? И давно связь? И не первая, поди?

– Много будешь знать, – его улыбка перешла в самодовольный смешок.

– Ларчик просто открывался.

– Что? – не понял Леша.

От моего минутного влечения к нему не осталось и следа. Дамский угодник! Козел на капустных грядках. Лешка, конечно, без труда находил… чего там «находил», сами в руки шли – одинокие женщины, которые влюблялись в него без памяти. А чего не влюбиться? Красивый, непьющий, мужественный и нежный одновременно – гремучая смесь для женской души. Гад и сволочь! Любовницы его, поведясь на Лешину якобы-слабость, думали, что оторвут его от семьи, получат в личное долговременное пользование. Дуры! Он к Ольге намертво приклеен. Хотя ее заслуга только в том, что первой на пути встретилась.

– Настя, какой «ларчик»? – повторил Леша.

– Который сундук с шутихами.

– Что? – снова не понял Леша.

– А тебе Ольгу не жаль? – резко спросила я.

– Только что ты называла ее мымрой, – напомнил Леша.

И голосе его прорезалась досада. Половой признак: мальчики, юноши, мужчины не любят, когда им тычут в лицо справедливой критикой, когда напоминают о дурных поступках. Чтобы сносно существовать, мужчина должен внутренне уважать себя более, чем уважают его окружающие. Даже мой сын, неправильно решив уравнение, пыхтит: «Я только знак перепутал, а так – все правильно».

– Предательством смываешь унижения в семье, зализываешь раны на стороне? – спросила я, оставив без внимания Лешин упрек.

Ответа я не получила – мы подошли к Машиному дому.

Элементарная вежливость диктовала, что Ольгу и Лешу с дочерями следовало пригласить в Москву. Девочки – пожалуйста. Но терпеть бесконечные жалобы Ольги? Или смотреть на физиономию доморощенного Казановы?