Наш адвокат выбрал следующую стратегию: будто мы с Ваней давно встречаемся, и в ночь моего двадцатитрехлетия парень нашел меня с помощью GPS в телефоне и в состоянии аффекта кинулся защищать. А выиграв один суд и засадив трио за решетку по обвинению в групповом изнасиловании, можно даже не сомневаться, что спасем и Ваню. Несмотря на бурную активность Василия, у нас по-прежнему остаются прекрасные шансы на победу. Одной надеждой и живем. Боремся.

Но даже вид нельзя сделать, что тяжело приходится. Некому поплакаться, у всех один совет: раз тебе тяжело — сдавайся.

Нормально мне. Со стороны мне всегда нормально. А внутри пустошь. Внутри я давно спрыгнула с крыши и лежу на асфальте, истекаю кровью, живая еще, но никто и руку помощи не протянет. Прохожие лишь уточняют: «точно в порядке?» Да точно! Под контролем все!
 

Понимаю, что меня пытаются загнать в угол. А из хорошего в жизни остались лишь воспоминания о той чудесной неделе, которую мы с Ваней провели вместе. Всего лишь одна неделя... это ведь ничтожно мало. Для большинства людей ее было бы недостаточно, чтобы месяцами противостоять прессингу, держась на пределе возможностей. И я стала бояться, что еще чуть-чуть - и забуду его, забуду, ради чего бьюсь. Я ведь тоже человек, иногда измученный, иногда сомневающийся. А когда тебе по сто раз на дню разные люди вдалбливают, что на самом деле все было иначе, невольно задумываешься, а как оно в действительности-то было?

Чтобы не забывать, я выкупила за хорошие деньги у соседа Ванькину ветровку, и куталась в нее. Она, увы, уже не пахла первым хозяином, стиранная-перестиранная на сто рядов после того, как он в последний раз ее надевал. Но я стащила из дома его родителей его туалетную воду и побрызгала воротник. Потом вернула на место бутылочку, конечно, так же незаметно. Теперь мне есть что обнимать во сне. Я будто снова сплю с Ваней... Тем самым, который, вероятно, уже и правда меня ненавидит. Он ни разу не позвонил мне и не ответил ни на одно мое письмо.

Что же я ему писала... Ничего особенного на самом деле. Очень сложно вот так взять и написать письмо человеку, который из-за тебя проходит круги ада. Тем более, что эти письма вскрывают перед тем, как отдать адресату. Ваню давно уже вернули обратно в камеру с перевязанными руками, сидит там, бедненький, хотя должен был давно в Край уехать. Из этого проклятого города.

Каждый раз буквально несколько строчек синей пастой от руки о погоде, о том, что скучаю. О своем быте, каких-то насущных проблемах. И в конце непременно: я тебя люблю больше жизни.

Если эти письма читает кроме него вся тюрьма, пусть читает. Мне стыдиться нечего.


 

Лежу сейчас на кровати, вспоминаю все, что случилось со мной за последние месяцы, в голове прокручиваю. Что я там в начале своего рассказа говорила? Что колючая теперь, ершистая? Теперь-то понятно, почему такой стала. Что впереди нас ждет — понятия не имею. Но вы теперь многое знаете, решить для себя можете, поддержать нас или отвернуться, как остальные, у виска покрутив.

Восьмое марта завтра, а настроения праздничного совсем нет. Тяжелые полгода. Для него, конечно, особенно, но и нам здесь на свободе с его мамой непросто. На его родителей тоже валится, поверьте - «вырастили сына-преступника». Далеко не все знакомые и даже друзья и родственники вдумываются в ситуацию и докапываются до правды. Видят картинку, что парня упекли за решетку. Раз упекли - значит, заслужил! Семья благополучная, многие порадовались, что единственный сын и неудачный. Его маме на работе уже дали понять, что если парня не оправдают, чтобы валила на все четыре стороны. Ее должность не настолько значительная, чтобы можно было переломить ход действий. А куда она пойдет в ее возрасте, привыкшая к идеальным условиям труда?