Не знаю, сколько часов я так просидела, когда раздался лязг замков. Прошла целая вечность, прежде чем Виктор просунул голову в люк.
– Не спишь? – с ухмылкой спросил он.
Я снова спросила про Лену и со слезами стала просить отпустить нас домой. Но умолять его о милосердии и сочувствии было тщетно. Виктор протиснулся сквозь узкую дверь и уселся за стол. С Леной все нормально, сказал он. Она спит у него дома. Виктор говорил, а я думала, что не должна верить ни одному его слову. Он сумел притвориться добрым и заботливым человеком, а ведь у него вовсе нет сердца. На первый взгляд Виктор казался совершенно обычным приветливым человеком – таких много в толпе, они не выделяются. Но он был безумен. Даже когда он улыбался, глаза его оставались холодными. Говоря, Виктор проглатывал окончания слов, словно ему не нравилось говорить.
Рассказав мне про Лену, он замолчал и уставился на меня, словно ожидая, что я успокоюсь. Из одного кармана он вытащил бутылку виски, из другого стакан. Налил полный стакан и протянул мне.
– Пей!
Я была зла и подавлена, но мысль о том, что он может сделать, если я не подчинюсь, приводила меня в ужас. Демонстрируя покорность, я сделала глоток. Гадкая жидкость обожгла мне горло. Я закашлялась, и Виктор протянул мне бутылку воды. Я схватила бутылку и принялась жадно пить, стараясь избавиться от мерзкого вкуса. Через мгновение у меня закружилась голова, в глазах потемнело, и я потеряла сознание.
Слез не осталось
Карстэн Графф
Мой самолет приземлился в Москве. Впереди была трехчасовая поездка на электричке в Рязань, где мне предстояло встретиться с Катей у нее дома. Дэвид, как и обещал, встретил меня в аэропорту. Вместе мы добрались до Рязани, взяли такси, и теперь он сидел рядом с водителем. С того момента, как я оказался в России, я не видел ни одного улыбающегося человека. Дэвид вполне соответствовал русскому складу: чтобы понять, нравитесь вы ему или нет, нужно было очень хорошо его знать. Поскольку Катя не говорила по-английски, Дэвид предложил быть моим переводчиком.
– О чем ты собираешься говорить с Катей? – спросил он.
– Пока не знаю.
– Ты шутишь?! – изумился Дэвид. – Ты проделал такой путь и не подготовился к интервью?!
Дэвид интеллектуал. Всю жизнь он пишет очень сложные книги и статьи. Он один из самых умных людей, которых я знаю, но совершенно неспособен к эмпатии и импровизации.
– Когда встречаешься с человеком, пережившим ужасную утрату, пытку или насилие, никогда не знаешь, о чем пойдет разговор, – объяснил я. – Судя по статьям, Катя – человек спокойный и открытый, но вживую она может оказаться совершенно другой. Когда человек испытал такую боль, может случиться все что угодно. Кроме того, нельзя забывать, что ее насильник был примерно нашим ровесником. Ее реакцию на нас предсказать невозможно. Сначала нужно понять, поладим ли мы, а уж потом будет видно, о чем и как говорить.
Мы вышли из такси у Катиного дома. Мне показалось, что я вхожу в тюрьму. Тяжелая металлическая дверь подъезда открылась и захлопнулась за нами со страшным грохотом. Лестница оказалась обшарпанной, в бетонных стенах зияли дыры, а внутри виднелась арматура. Когда я сказал, что дом очень ветхий, Дэвид ответил, что это лучший район города и квартиры здесь весьма неплохие. В сравнении с другими жилыми домами в России здесь было еще довольно «прилично». Через минуту Дэвид уже стучал в дверь Катиной квартиры. Я напрягся. Мне не раз доводилось сталкиваться с неприязненной реакцией. В Кате могла сработать эмоциональная бомба замедленного действия. Дэвид не способен на сочувствие, а я не говорю по-русски. Если ситуация выйдет из-под контроля, справиться будет трудно.