Когда я впервые проходила через это помещение, то была слишком напугана и измучена, чтобы заметить что-либо особенное. Теперь же я поняла, что комната была украшена. Когда я увидела, как Виктор ее украсил, меня замутило. Все поверхности были выкрашены в светло-зеленый цвет. На полу лежал ярко-красный ковер, а на стенах висели плакаты и порнографические фотографии женщин в развратных позах. Эта комната была миром фантазий Виктора Мохова – здесь жертвы должны были удовлетворять его сексуальные желания. Мы с Леной были маленькими, у нас не было таких форм, как у изображенных на плакатах. Те женщины были сексуальными объектами. Они соблазняли мужчин, демонстрировали свое желание. Меня же буквально вырвали из детства и швырнули прямо в тайный мир воображения извращенного маньяка. У меня никогда не было эротических фантазий. Я и подумать не могла, что могу стать сексуальным объектом. Теперь же меня окружали изображения женщин, изображения чудовищные и отвратительные. Они делали все происходящее еще хуже – если это вообще было возможно. Когда Виктор швырнул меня на пол, раздвинул мои ноги и яростно вонзил в меня член, я скорчилась от боли. Несколько минут он насиловал меня, а я лежала неподвижно, страшась того, что он сделает потом. Но, кончив, Виктор не захотел ничего больше. Он просто отправил меня назад, в нашу камеру. По ногам у меня текла мерзкая густая жидкость.

Карстэн Графф

После первой встречи с Катей я не сомневался, что буду писать о произошедшем с ней. Чтобы начать работу, я отменил все свои планы на следующий месяц и нашел гостиницу в Рязани. Перед тем как вернуться в Москву, Дэвид познакомил меня с местным прокурором, Дмитрием Плоткиным. Именно он вел следствие по этому делу и арестовывал Виктора Мохова. Как и большинство жителей Рязани, Плоткин почти не говорил по-английски, и я нашел в городе переводчицу, Ольгу, которая стала мне помогать.

После первой же нашей встречи Дмитрий предложил отвезти меня в Скопин и показать место преступления. Мы выехали на машине рано утром. Ольга устроилась на заднем сиденье, чтобы переводить наш разговор. Примерно через час Рязань осталась позади, и мы покатили по русской равнине. Спустя еще час на горизонте показался Скопин. По словам Плоткина, в Скопине проживало около 30 тысяч человек. Когда-то это был процветающий город, куда люди съезжались работать со всей страны: здесь добывали полезные ископаемые. Но в конце 80-х годов шахты закрылись. Сегодня в городе сохранилось несколько фабрик и школ, но социальные проблемы сильно обострились.

Мне Скопин показался городом депрессивным. Мы ехали по пустым улицам. Вдоль них виднелись мрачные неухоженные деревянные дома. Я не представлял, как в них можно пережить суровую русскую зиму. В Скопине мы остановились у местного отделения полиции, к нам подсели суровые полицейские, и мы поехали дальше по лабиринту грязных улиц. Наконец Плоткин остановил машину перед забором. Через калитку мы вошли во двор. Сад полностью одичал. Дом представлял из себя ветхую деревянную лачугу под растрескавшейся и облезлой красной крышей.

– В этом доме вырос один из самых знаменитых насильников России, – Плоткин говорил, как экскурсовод перед группой туристов.

Пробираясь через сад, я заметил, что все вокруг переломано. Шагая по высокой траве, я чуть не наступил на пару керамических гномов. Мысль о том, что кто-то хотел украсить этот сад гномами, показалась мне абсурдной. Я не понимал, как они здесь оказались. Двери были заперты. Несколько окон не заколотили досками, и мы смогли заглянуть внутрь. Насколько я мог видеть, дом был заброшен. В некоторых комнатах не было ничего, кроме груд мусора.