– Мы никогда не были вместе.

– Я ничего не понимаю. – Друг позволил мне занять очередь перед ним и последовал за мной собирать блюда для обеда.

– Она, видимо, тоже. – Я покачал головой и взял поднос.

– Что её расстроило так? Непонимание? – Он выдвигал идеи. Уверен, Тиму нравилось анализировать причинно-следственные цепочки когнитивных вариаций. – Наверняка ты опять пошутил как-нибудь в своей манере, а она и восприняла, как любой другой, я имею ввиду отличный от тебя, человек.

– Нет.

– Что ты сказал? – Допытывался он, я понял, что не отстанет. – Давай я переведу на нормальный язык.

– Я сказал, что мы ужинаем в столовой в девять.

– Так… Так и есть по расписанию. – Тим недоумевал. – И что ещё?

– Всё.

Приятель замолчал. Значит, ему всё ясно. Радует, что есть люди способные воспринимать информацию в полученном объёме, не пытаясь копаться и выискивать скрытые смыслы.

– Что же её расстроило? Может, она ожидала что-то другое? – Он задумчиво постучал вилкой по пустому подносу.

– Да. Но глупо, когда человек хочет спать с тобой за помощь с диссертацией, а потом удивляется, что с ним спят за помощь с диссертацией. – Пока Тим прикрывал глаза рукой, виновато озираясь на остальных в очереди, я обратился к ассистенту повара. – Мне пареные овощи и лосось.

Кровать ранее всегда была моим безопасным местом, моим убежищем. Я бывало уютно устраивалась в одеяле, счастливая, как кошка на солнце, готовая к своим звездным мечтам. Я засыпала вовремя, медленно или быстро, в любом случае я наслаждалась этим чувством расслабления.

За последние две недели всё поменялось.

Теперь мне кажется, что даже воспоминание о безмятежности – это что-то далекое и сюрреалистичное. Я лежу на спине и невольно задумываюсь, что и в гроб кладут так же. Я стараюсь лежать на боку или не складывать руки на груди, часами вслушиваясь внутрь себя, ожидая, что тело как-то подведёт, с ужасом отгоняя мысли, что это может случиться во сне и рядом нет никого, чтобы помочь.

Я стараюсь быть спокойной и не нервничать, заставляю себя думать позитивно и не сдаваться, пока ещё дышу и двигаюсь.

Даже когда мне сказали в клинике в Ванкувере, что у них нет специалиста, чтобы взяться за меня, да что там, они даже осматривать не стали, только глянули в результаты исследования, что выслали им из моей клиники.

Я совершенно невозмутимо выставила дом на торги и так же безразлично перевела полученные от продаже средства Мэтью, чтобы он присмотрел нам дом в Торонто.

Я вышагивала каждый день, заведенный ритуал, по часам и медленно моргала, когда кто-нибудь спрашивал, как у меня дела. Иногда я даже улыбалась. В окружающем мире радовало два момента: у Мэтью всё хорошо на новом месте работы и мой босс сейчас в командировке.

Второе, к сожалению, прекратиться сегодня, ибо начальник возвращается в офис.

Я жевала овсянку сидя на кухне, глупо пялясь на пустой стол и размышляя, сколько раз ещё я успею так позавтракать, когда пришел звонок от Элейн.

Нажав мизинцем ответ и переведя на громкую связь, я проглотила кашу и вяло промямлила: – Доброе утро.

– Мэри, собирайся! Ты едешь в Бостон! – Голос подруги звенел от возбуждения.

– Что?

– Я нашла клинику. Сейчас скину ссылку. – Она тараторила, слегка запыхавшись. – Я уже почти у тебя, давай почитай пока про них. Сейчас буду.

Она чмокнула в трубку и я услышала гудки.

Печальный вздох. Правильно ли я поступила, сказав ей? Элейн восприняла диагноз как вызов и принялась выискивать пути решения с завидным упорством, в то время как я сама была в каком-то оцепенении, получая один отказ за другим. Конечно, это было эгоистично с моей стороны, потому что подруга очень волновалась. Но боже, почему я не могу побыть эгоисткой в это оставшееся мне время? Наверно, я даже стала злой, но именно сейчас мне казалось, что моральные условности – это какая-то чушь.