Странно, но старик, которого лечили мы, смог вылечить меня. От обид, от застаревшей боли. А ещё, пусть и немного, научил меня прощать…

2. ГЛАВА 2. Ума-Шен или Машэ

— Лё-о-ля!

Сердце дёрнулось, забилось, во рту вмиг пересохло. Я знала этот голос, эту хрипотцу, эти ласковые до жути интонации. Точнее, безошибочно догадывалась — Игорь.

Я дёрнулась, чтобы спрятаться. Оглянулась и побежала. Вокруг незнакомые строения. Низкие, убогие, темные, страшные. Заброшенные. Они пугали меня не меньше, чем знакомый голос за спиной. И я бежала между ними, спотыкаясь и проваливаясь в невидимые ямы, пока впереди не показался тёмный зев проёма. Нырнула в него, судорожно захлопнула дверь, дрожащими непослушными руками задвинула засов и снова побежала.

— Его здесь нет, — знакомый голос пробивался сквозь ужас, поднимавший волоски на теле и забивающий уши громыханием сердца. – Ольга! Проснись!

— Нет! Нет!

Я уже понимала, что это сон, что нужно выбраться из него, но всё не могла вырваться из ледяных лап чудовищного кошмара, гнавшего меня между страшными заброшенными строениями.

Надо было что-то делать, как-то остановиться, меня трясло и корёжило, и сил что бы то ни было предпринять не было. Сколько прошло времени, пока я так барахталась между чудовищным сном и невозвращающейся явью, не знаю. Вдруг Машкин звонкий и такой властный голос, с родными до слёз мяукающими интонациями зазвучал в ушах праздничной мелодией. Мелодия мигом вывела моё сознание из мглы, где ледяной ужас рвал в клочья душу.

— ВСТАТЬ!

Мыслей не было, я подчинилась инстинктивно — встала.

— ЗА МНОЙ!

Нечётко различая маленькую фигурку, спотыкаясь, бежала следом, с каждым движением всё явственнее ощущая, как отступает паника.

В нашей тренировочной комнате – в зале силы, как говорила я, и в спортзале, как её упорно называла Всёля, Машэ превратилась в самого немилосердного и самого спасительного погонщика паникующих девчонок:

— По кругу марш!

И я побежала. Спотыкаясь, припадая на ушибленную ногу, сонно растирая глаза.

— Быстрее! — крик и щелчок хлыста — звонкий и такой близкий, что я ощутила движение воздуха у своей щеки.

— Ещё быстрее!

И я мчалась быстрее, чувствуя, как начинает саднить горло и колоть в боку. Глаза вполне окрылись и уже хорошо видели, куда несут меня ноги.

— Двигаться, Ольга-се! Двигаться быстро! — орала Машэ своим тонким пронзительным голосом.

Куда только подевались её вечно мяукающие интонации?

И я двигалась. Двигалась, двигалась и ещё немного двигалась.

А потом всё-таки рухнула без сил, едва переводя дыхание.

— Сделать препятствия! — маленькая фигурка наклонилась надо мной, её узкие глаза были почти не видны из-за прищура. — Ну!

Вообще-то, Машэ ниже меня на полторы головы и телосложением больше похожа на мальчишку. Да и командовать мной у неё нет никаких прав, но она — «ценный кадр», как говорила Всёля. А у кому-кому, а Всёле я верила, хоть и не понимала, что это значит это странное сочетание слов.

Да и вообще, обычно Машэ ко мне обращалась вежливо и вполголоса, обязательная добавка к моему имени «се» значила «госпожа» - это вежливо, это знак уважение старшей, это… это что-то сродни раболепию. И поэтому мне это сильно не нравилось, но поделать я не могла ничего – Машэ отказывалась менять свои привычки. Но вот сегодня, даже сохранив обращение «госпожа», она кричала на меня, заставляя делать именно то, что мне сейчас было нужно.

Эти окрики мне были просто необходимы, эти вопли возвращали меня из того жуткого состояния паники, куда меня загоняли в последнее время кошмары. Эти Машкины вопли заставляли взять себя в руки, признать, что никакого Игоря здесь нет, и что слова Всёли, слышанные мною во сне, истинная правда.