С другой стороны появились глаза, затененные и неразличимые за забралом шлема. Я пододвинула кружку по полу поближе к нему, чтобы он почти смог дотянуться.

– Мне нужно поговорить со священником.

Рыцарь надолго замолчал. Вероятно, ему было приказано не разговаривать со мной. Я продвинула кружку к самой решетке.

– Мне нужно кое в чем признаться.

Он забрал посуду. Глаза исчезли, и щель закрылась.

Я ждала, надеясь, что Леандр не устоит перед соблазном. Мое ожидание было вознаграждено мгновение спустя, когда засов на двери начал отворяться.

– Есть кое-что еще, – быстро произнес Восставший. – Ты не должна допустить, чтобы кто-то узнал, что мы разговариваем друг с другом, или что я добровольно помогаю тебе. Если нас когда-нибудь поймают, притворись… – Я почувствовала, как он ощетинился, борясь с собой. – Притворись, что ты подчинила меня, и я под твоим контролем.

Я предпочла бы так не поступать. Стоит сделать подобное заявление, и люди действительно уверуют, что перед ними святая. Но он прав – если кто-нибудь узнает, что мы были в сговоре, не только Восставший со мной, но и в обратном направлении, экзорцизм станет наименьшей из моих проблем. Меня могут даже сжечь на костре за ересь. Я кивнула.

Дверь распахнулась, заливая дормез светом. Я поборола инстинктивное желание отпрянуть в тень и слезящимися глазами разглядела стоявшую передо мной фигуру. Даже сквозь пелену слез безошибочно поняла, что высокий, стройный силуэт принадлежал Леандру. Мне стало интересно, что, в свою очередь, увидел он. От моей одежды воняло по́том, а незаплетенные волосы свисали до пола. Несомненно, он нашел эту картину удовлетворительной. Он хотел видеть меня смиренной у своих ног в Наймсе, и наконец ему это удалось, хотя, чтобы подчинить меня, ему и потребовались цепи и кандалы.

Карета просела под его весом, когда он шагнул внутрь. Его одежды загораживали солнце. Мое внимание привлекло кольцо с ключами, что висело на поясе рядом с кадилом. Один из них выглядел старым и потускневшим, возможно, подходящим для кандалов.

– Тот самый, – подтвердил Восставший.

– Можешь говорить, – заявил Леандр таким тоном, словно я ждала его разрешения. – Что ты желаешь сказать мне?

Его голос звучал спокойно, но я заметила, что священник держится чуть поодаль – там, где цепь уже не позволила бы мне дотянуться до него. Мой взгляд поднялся от кольца с ключами, миновал сверкающие драгоценности реликвария святой Евгении и, наконец, достиг его лица. Когда я встретилась с глазами Леандра, в их глубине мелькнуло какое-то чувство; оно то появлялось, то таяло, подобно блеску рыбьей чешуи, исчезающей в мутном водоеме.

– Хватит тратить время, – прошипел Восставший. – Каков твой план? Только не говори мне, что ты придумываешь его на ходу.

Я ломала голову, что сказать, и мои мысли неизбежно возвращались к крику сестры Айрис, к виду матушки Кэтрин, замершей перед алтарем.

– Я хочу знать, что случилось с сестрами в Наймсе. Кто-нибудь из них пострадал во время нападения?

– Я говорю с Артемизией или с Восставшим? – ответил Леандр холодно.

– Вы не можете ответить?

Мы все еще пристально смотрели в глаза друг другу. Он отвел взгляд первым.

– Кажется, ты владеешь собой, но порой сказать наверняка бывает трудно. Духи изучают мир людей через свои сосуды, становясь все коварнее с каждым человеком, в которого вселяются.

Сверху раздался хриплый бубнящий звук. Беда уселся на дормез. Его когти заскребли по крыше, и Леандр напрягся; владей он собой чуть хуже, мог бы и вздрогнуть. Что бы священник ни увидел в последние недели в Ройшале, это было настолько неприятным, что подействовало даже на него. Синяки под его глазами казались темнее из-за сумрака в повозке. Несмотря ни на что, клирик продолжал спокойным тоном.