Офис компании располагался на втором этаже, на первом было умиравшее совучреждение, уже проросшее метастазами новых. Войдя, почувствовала, что мне еще предстоит рассмотреть вблизи этот ужас, и мысленно закрыла глаза ладонью. Почти опаздывала, а ужас рассеиваться и не думал.

Ресепшн находился в небольшом помещении, холле, расположенном между трех директорских кабинетов и переговорной. Окна на улицу не было, по краям длинного высокого стола, который должен изображать кафедру, стояли два вентилятора. Под бортиком кафедры виднелись две новенькие телефонные станции, блоки листков для записей, два журнала, местные проспекты и трюфельная конфета. Все вместе выглядело хаотично и очаровательно.

Соня оказалась не очень высокой, но очень фигуристой и на иголочно-тонких каблуках темно-красных туфель блондинкой в красном. Первое впечатление не было обманчивым, но, чтобы описать ту гамму чувств и эмоций, которую испытала тогда, увидев Соню, потребовались годы. А тогда невесть почему вникала в каждый ее жест, звук ее голоса и малейший поворот головы. Вот аккуратно расчесанные ресницы под новым «Ревлоном» (вероятно, все же не влагостойким) поднялись, знаменуя окончание короткой беседы с мальтийским банкиром.

– Плиз, холд зе лайн.

Соня казалась воплощением доброжелательности и человечности. Простой, почти животной, в которой так важны мелкие приятные впечатления: улыбка в восемь утра чуть подкрашенным лицом, полировка ногтей и цветочный запах лака, размер экс-эс как трепетный противовес внушительной мебели.

Карнавальная, офисная человечность! Небольшое мягкое сочувствие, необходимое как вода в зной, беспомощное и бесполезное, но чрезвычайно действенное, возможно тем и ценное. Наблюдая, как Соня разговаривает с клиентами и работниками офиса, созерцала саму человечность, воплощенную в небольшом и не убиваемом ничем женском существе. Человека нет, его может не быть. Вместо него действует биологически точная офисная копия человека. Но без человечности никакой офис не простоит и недели. На запах человечности прибегут люди, офис снова наполнится до краев, а затем компания откроет филиалы. Человеческое отношение превратит биофункции в людей. Как удивительно это видеть.

Как это не походило на те учреждения, где мне довелось работать на практике. Там были люди, но не было человечности. Была система и были личные отношения, которыми люди стремились за пределы системы. Всем людям, каждому человеку нужна человечность! Глядя на то, как Соня несет матовый белый подносик с матовыми белыми чашками, вспомнила, что сказал в пивной печали один старший коллега, когда ему сделали выговор по работе – позднесоветский наивный выговор, когда слова «советская власть» значили нечто совсем другое, чем во время его молодости.

– Только в постели человек становится человеком. Все остальное время он функция. Потому так ценю личные отношения. Это единственная возможность отключиться от социума, который не принимаю. Работа, успехи, политика – все это снимается в постели.

Для меня все это было не так. Смотря, как Соня выходит с пустым подносиком из переговорной, подумала: чувственность ведь идеальный социнструмент. В чувственности – политика и карьера. Личные отношения для чувственности как правая и левая руки. Именно на личных отношениях и строится карьера. Как тесто на дрожжах. Причем иногда даже спать не нужно. Спят другие. А ты – только инструмент дополнительного шантажа, и входишь в область их личных отношений.

Тот коллега потом все же добился полного ухода в личные отношения. С женщиной ему и правда повезло, она хорошо зарабатывала.