– Нет, прим Лордар, для моей миссии ты мне нужен живым и здоровым.

Ну да, я ее физиономией в якобы чисто деловой характер наших отношений, и она тем же в ответ. Моя злобная сучка, не желающая уступать и этим пробуждающая во мне абсолютно неподконтрольное сознанию желание все же подмять, смирить. Вызывающая ярость до красной пелены перед глазами и заводящая до остановки сердца.

– Садись мне на колени, Летэ, или я устану ждать и заставлю тебя встать на твои собственные, – пригрозил я, впрочем, зная, что ее этим не задеть и не напугать.

Все так же, никуда не торопясь, она оседлала меня, причем совсем не усаживаясь подальше, а сразу умащивая свою обнаженную под моей рубашкой сердцевину вплотную к моему уже готовому к бою стояку. От жара, исходящего от ее промежности, в такой близи с преградой в виде всего лишь ткани моих штанов между ее плотью и моей тут же стало накрывать таким интенсивным приливом чистейшей похоти, что пришлось до крови прикусить кончик своего языка, чтобы не разодрать тряпку и не всадить себя в Летэ со всей дури, одновременно вгоняя зубы в ее шею. Стервозная пара замерла, сблизив наши лица и продолжая смотреть мне теперь прямо в глаза, по-прежнему скрываясь за непроницаемой пеленой невозмутимости, а меня волна за волной начало окатывать то жгучим вожделением, то бешенством от ее такого неоспоримого на меня воздействия, то смущением от жалкой беззащитности перед ней, опять удушливой потребностью получить ее, наплевав на все в прошлом и сейчас, на любых условиях, только взять бы, то новым гневом и желанием сломить, увидеть тот же самый бедлам чувств в ней, отражение собственной неспособности противостоять этому безумному притяжению. Но весь этот бардак мгновенно смыло, когда моего обоняния коснулся едва уловимый, но отчетливый аромат возбуждения Летэ. Лишь капля в целом океане так старательно излучаемой ею неприязни, но уже достаточно для моего торжества.

– Мой нюх не обманешь, Пушистик. Солжешь снова, что совсем-совсем меня не хочешь? – осклабился я самодовольно, по-хозяйски скользнул под рубашку и стиснул ладонями ее ягодицы, вжимая в себя окончательно.

– А ты бесед от меня хочешь? – огрызнулась она, нахально вильнув бедрами и проезжаясь по моей длине, заставив зашипеть и от убийственного ощущения, и от новой пряной волны дурманящего меня запаха.

Не дожидаясь моего ответа, Летэ запустила обе пятерни в мои волосы, нещадно сжав те, и резко подалась вперед, прижав свой рот к моему до боли и вкуса соли на треснувших от жесткого напора на губах. Втолкнула язык навстречу моему, будто жалила, травила этим поцелуем, а не дарила ласку. В уничтожающем мою адекватность ритме толкалась и подкручивала бедрами, исполняя на моем гудящем и готовом лопнуть члене изуверский дразнящий танец, продолжая натягивать мои пряди, как поводки, откидывая голову до хруста в шее, явно нарочно причиняя боль и заставляя открывать горло. Вдруг стерва оборвала поцелуй, пустившись болезненно-сладкими укусами по моему подбородку вниз, пока ее зубы не оказались на моем кадыке. Любое другое живое существо я бы уже убил за это. Для нее же просто оттолкнулся пятками от пола, опрокидывая нас назад вместе со стулом, не заметив удара об пол, и запрокинул голову еще сильнее. Взбрыкнул, дергая свои проклятые штаны вниз. Если не засажу ей немедленно, то реально сдохну, просто сердце к хренам не выдержит, или мозги превратятся в сварившуюся от жара кашу.

Но Летэ опередила меня – сунула ладонь между нашими телами и сжала член у основания, набрасываясь одновременно с еще одним карающим поцелуем. Эта невыносимая мерзавка знала, что делала, прекрасно видела, до чего меня уже довела. Всего какой-то десяток рваных, ничуть не нежных движений ее кулака, и я проорал свой оргазм в ее рот, конвульсивно содрогаясь, кончая так бурно и даже тяжко, что на пару секунд ощутил себя бескостной кучей.