Погрузившись в документы и цифры, я не сразу обращаю внимание на звуки в гостиной. Только когда хлопает входная дверь, я откладываю работу и подхожу к окну. И вижу, как незнакомый парень убегает из дома, пугливо озираясь по сторонам, перелезает через забор и скрывается из вида.

Какого хрена в мой дом водят мужиков?! Здесь не публичный дом. Кипя от злости, залетаю в комнату Инги.

— Вставай немедленно, — рычу на дочь.

— В чем дело? — сонно трет глаза. — Что случилось?

Она испуганно смотрит на другую половину постели.

— Можешь не искать его. Уже убежал через забор, только пятки сверкали.

— О ком ты говоришь?

— Что случилось? — я хоть и стараюсь ругаться не громко, но Лада и Алиса все равно прибегают.

— О ком? Уж не знаю, кто он тебе, но устраивать из моего дома бордель я не позволю и таскать тайком сюда мужиков тоже. Ты совсем охренела, Инга?

— Так это не мой парень, он к Алисе приходил.

— Вы только посмотрите на нее. Бедной овечкой притворялась, а сама к нам в дом мужиков водит. Мы ее приютили, а она нам так отплатила. А если он вор? Надо проверить, не украл ли он ничего, — жена, сложив руки на груди, заканчивает гневную тираду.

— Замолчи.

— А ты еще на нашу дочь ругаешься, — Лада садится на постель Инги и обнимает ее за плечи.

— Я сказал замолчи. Иди спать. А вы, — стреляю глазами сначала на дочь, потом на Лису. — Чтобы больше такого не было.

Растерянное лицо Алисы бледнеет на глазах. Она даже не пытается оправдываться. Спускаюсь вниз, в кабинет. От злости хлопаю дверью. Пытаюсь в пламени гнева отыскать хоть каплю благоразумия и включить мозг. Нет, Алиса не могла, она не такая. А какая она? Да, она росла у меня на глазах, но много ли я о ней знаю? Красавица, парни, наверное, в институте за ней табунами ходят. Может, она только дома притворяется милой скромной девушкой. Головой понимаю, но ревность усмирить все равно не могу. Я мечусь по кабинету из угла в угол, останавливает меня лишь настойчивый стук в дверь. После которого, не дожидаясь разрешения, врывается Алиса.

— Это неправда, — нижняя губа дрожит, кулаки сжимает, лохматая в смешной пижаме. — Я никогда бы так не поступила.

— Ладно, Алиса. Забыли. Иди спать, еще очень рано, — сказав это, поворачиваюсь к ней спиной, пальцы сжимают кожаную спинку кресла, в другой руке держу телефон, делаю вид, что занят. Не в том я состоянии, чтобы выяснять что-либо.

— Нет, не забыли. Ты должен мне поверить, — ее переход на ты заставляет напрячься. Следом легкое несмелое прикосновение в районе спины. Сжимаю зубы, чтобы не отвечать, а хочется обнять ее со всей силы и не отпускать.

— У меня нет парня и никогда не было, — утыкается лбом между лопаток, обнимает. У меня в висках кровь долбит, я перехватываю ее ледяные ладошки у себя на животе. Сжимаю.

— Алиса, остановись. Я не железный, — чувствую, как плавится кожа от ее касаний.

— Скажи, что веришь, и я уйду, — а девочка умеет быть настойчивой и требовательной.

— Верю, — отвечаю дрогнувшим голосом.

— Повтори глядя в глаза.

Поворачиваюсь и тону в ее огромных карих. Они же погубят меня однажды, если не затормозим.

Убираю с лица пряди волос. От ее красоты, ямочки на щеке дух захватывает и член колом стоит. Лицо в ладони беру, кожа шелковая, нежная. Я бы вечность так стоял и вдыхал бы ее неповторимый аромат. Веду носом по коже, чувствуя, как в груди взрываются фейерверки.

— Лиса Алиса, ты ведь все понимаешь, — ее трясет так же, как и меня.

Мотает головой. Смотрит на меня с трепетом.

— Нельзя нам. Забудь, слышишь, — твою мать. Она уйдет или нет. Каждая мышца в теле каменной становится.