Прощаемся сухо, я обещаю скинуть ему сообщение после разговора с папой.

Возвращаюсь в комнату проверить, как там малышка. Укрыв её тонким пледом, который Зоя всегда умудряется скинуть с себя и скомкать, я быстро одеваюсь. Натягиваю старые линялые джинсы и толстовку прямо поверх пижамной майки. Если не получится решить проблему по телефону, я собираюсь поехать в участок вместе с папой. Ромка от меня так просто не отделается, нужно его хватать, пока тёпленький и не успел передумать и соскочить. Да и просто неспокойно мне как-то. Не смогу сидеть дома, зная, что выдернула отца из кровати и он в ночи решает проблемы совсем чужих людей, которые его не касаются.

И за Рому внезапно тоже переживаю. Мне вдруг кажется, что он очень одинок. Не знаю, с чего мою голову посещают такие мысли. Ведь сцена сегодня днем в кафе кричала совсем об обратном.

Завязав волосы в куцый хвостик, пробираюсь в родительскую спальню и шёпотом обрисовываю ситуацию сонному и ничего не понимающему отцу.

— Господи, Ленка, первый час ночи… до утра не терпит? Иногда полезно ночь в обезьяннике провести.

— Папочка, ну, пожалуйста, помоги! Это не тот случай!

— Малой никого не прирезал там? — спрашивает он, откинув одеяло. — Уголовка или просто дебошир мелкий?

Возвращаемся на кухню, где я тут же ставлю чайник и достаю из шкафчика папину любимую кружку и печенья, посыпанные сахаром и корицей. Подлизываюсь, начиная суетиться и стараясь не греметь посудой.

Папа, почёсывая живот, пытается держать глаза открытыми, садится на стул. И включает свой мобильник, лениво пролистывает контакты в телефоне. Никуда не спешит. Я буквально чувствую, что надо поторапливаться! Переживаю за чужого несчастного ребёнка, именно так я представляю брата Дроздова в данный момент. Он же, наверное, такой же, каким ещё недавно был его старший брат: щуплый, худой и низкий. Нескладный подросток, вышедший за банкой газировки и пакетом чипсов из дома в перерывах между сериалами и компьютерными играми.

— Рома сказал: просто был в неподходящее время в неподходящем месте. За девушку заступился.

Хотя эта картина совсем не вяжется в моей голове с той, что я успела себе нарисовать. Щуплый подросток полез бы в драку, если силы были значительно неравны? Или он эдакий рыцарь, любого порвет за честь дамы? А девушка где? Исчезла? Почему её, как свидетеля, не допросили?

— А Рома это у нас кто? Первый раз слышу про какого-то Рому, — ворчит папа.

— Твой будущий зять. Вот я записала всё, что нужно…

— Вот те раз. Когда мы спать ложились, зятя у меня ещё не было и в помине, — присвистывает отец, тянет руку и забирает у меня бумажку с нужной информацией, быстро читает мои каракули. — Нам точно нужны уголовники? Может, ещё поищешь варианты, без приводов?

— Он не уголовник, да и брат его тоже. Думаю, это всё недоразумение, — неожиданно для себя кидаюсь на защиту Дроздовых.

Папа хмыкает и прикладывает телефонную трубку к уху, жестом приказывая мне помолчать. Пристраиваюсь на стул рядом.

— Ну как скажешь… Мешков, это Канарейкин, подскажи, кто у вас в отделении сейчас правит балом?

Спустя двадцать минут решено было ехать в участок и спасать будущих родственников очно, по телефону проблему решить не удалось.

Маму пришлось разбудить и попросить перелечь к Зое, заверив её, что ничего страшного не случилось и мы скоро вернемся.

— Староват я уже для таких приключений, — произносит папа и откровенно зевает, барабаня пальцами по рулю.

— Да ладно, признайся, что ты в восторге, — хмыкаю я.

Папа засиделся дома.

Его служба в органах была очень яркой и динамичной, наполненной событиями, конечно, не всегда приятными. Однако ему нравилось быть в движении, на связи, быть нужным не только дома. После такого легко заскучать, прогуливаясь с внучкой по парку и лепя куличики в песочнице, орудуя пластиковой лопаткой. Он ни разу не жаловался, сам выбрал уйти в отставку и на пенсию, но иногда я вижу, с какой тоской он смотрит свои старые служебные фотографии и рассказывает нам с мамой различные истории из своей практики.