Я нашарил в кармане серебряную фляжку с дед Мишиным самогоном и протянул её князю Всеволоду. Он сделал жадный глоток, закашлялся. Самогон струйкой потёк по его сивой бороде. Князь со свистом втянул в себя воздух и уже твёрже повторил:

– Охереть!

Я оставил его приходить в себя, а сам пошёл посмотреть, что там со старостой.

Чупав и леший рубили молодые ёлки, делая носилки.

– У старосты рёбра сломаны, – озабоченно сказал мне Чупав. – Нести придётся.

Я взглянул на мужика. Лицо его было бледным, на грязном лбу выступили мелкие капельки пота. Староста держался за правый бок и дышал часто, прерывисто. Но крови на губах не было. Значит, лёгкое не пробито. А остальное заживёт.

– Понесём, – кивнул я, прикидывая – сколько нам шлёпать до деревни. Выходило порядочно. К ночи хрен доберёмся.

– Ч-что это? – в голосе князя Всеволода я услышал страх и быстро обернулся.

– А?

Ипать!

Медведя не было. Вместо зверя на залитом кровью мху лежал голый коренастый мужик. Голова его была разрублена, кучерявые чёрные волосы слиплись от крови. Из распахнутого рта торчала рукоять моего меча.

– Всеблагие боги! – прошептал староста и отвернулся, хрипло дыша.

От увиденного и от сладкого, тяжёлого запаха крови меня вдруг замутило. Я прислонился к сосне, уткнулся лбом в шершавую холодную кору, пытаясь прийти в себя.

– Перекидыш, – мрачно сказал Чупав, и повернулся к старосте.

– Знаешь его?

– Это Серёжка Чёрный. Тот, что по весне утонул.

– Значит, не утонул.

Чупав зло сплюнул себе под ноги.

– Понимаешь, князь, чем дело оборачивается?

Я вопросительно посмотрел на него.

– Откуда здесь перекидыш взялся?

– Ну, мало ли! – пожал я плечами.

– Раньше за этим Серёжкой что-то странное замечали? – спросил Чупав старосту. – Может, из дома пропадал?

Староста еле заметно покачал головой.

Князь Всеволод попытался подняться, но со стоном плюхнулся обратно на мох.

– Что, княже?

– Нога!

Он виновато показал глазами на левую ступню.

Бля! Двоих мы не унесём!

– Идти сможешь? – на всякий случай спросил я Всеволода.

– Если костыль вырубить – смогу, – кивнул он.

Один с костылём и четверо с носилками. Ипать, мы так неделю до деревни будем добираться!

Коней мы оставили в деревне.

Я с надеждой посмотрел на лешего.

– Может, лошадей приведёшь?

Леший мотнул косматой головой.

– Мне без вас в деревню хода нет. Не отдадут коней.

И то правда. Если леший вернётся без нас, да ещё и лошадей попытается увести – деревенские заподозрят неладное.

Леший поднял глаза к хмурому осеннему небу, что-то прикидывая.

Я тоже посмотрел на небо. Похоже, ещё и дождь собирается. В воздухе пахло зябкой сыростью. Всё одно к одному, бля!

– К Яге пойдём, – решительно сказал леший.

Я вытаращил глаза.

– К кому?

– Увидишь, к кому, – криво усмехнулся он.

Мы очистили от веток две длинные еловые жерди, продели их в широкую рубаху Чупава и крепко связали поперечинами. Получились мягкие носилки. На носилки уложили боровского старосту.

Голый по пояс Чупав поёжился на холодном ветру.

– Идёмте скорее! Холодно, бля!

Мы с Джанибеком взялись за передние ручки носилок. Леший и Чупав стали позади. Князь Всеволод опёрся на обмотанный тряпкой костыль.

– Точно сможешь идти? – ещё раз спросил я его.

– Смогу, – отмахнулся князь.

– Говори – куда нам, – кивнул я лешему.

– Я покажу, – вмешался Мыш. – Тут рядом.

– Ты бывал тут, что ли? – удивлённо спросил я его.

Мыш мотнул головой.

– Чтобы знать дорогу, необязательно ходить по ней раньше, – сказал он.

Я только хмыкнул. А леший недоверчиво посмотрел на Мыша.

Двигались мы со скоростью ежа, одолевшего гадюку. То есть, очень медленно. Грубо оструганные жерди немилосердно оттягивали руки. Приходилось часто останавливаться, чтобы отдохнуть и поменяться.