- Передайте родственникам Миронова…

- Я его самый близкий родственник, если он вчера не женился, – истерически хихикаю, собираясь, кажется, разрыдаться.

Непродолжительное молчание и шелест страниц, а потом равнодушное:

- Нового штампа в паспорте нет.

- Значит, мы с сыном его единственные здравствующие условно родственники, – уже всхлипываю, ощущая, что ночной звонок разбудил и Влада. Муж заворачивает меня в одеяло и сгребает в охапку.

- Сейчас скину контакты следователя, сегодня после двенадцати, а лучше завтра с утра, надо будет подъехать к нему. Еще раз соболезную.

- Хорошо. Подъеду.

Бип – бип – бип.

Все.

Нет, не может быть.

Это неправда.

Саша, как же так?

[1] Бюро судебно-медицинской экспертизы, центральный городской морг.

9. Глава 8: Руслан

Да, он, как бы знал, что его драгоценные родители – вечный сюрприз с подвохом. Знал. Но все равно: каждый трэш – как первый раз в первый класс, ёпрст.

Его семейство дивное, оно и про любовь, и про мечту, и про заботу с пониманием. Да.

Но нудное мозгоедство, настойчивые увещевания, жесткие требования и выбивание дерьма кулаками – это тоже они.

Так что он, с одной стороны, совершенно четко – в шоколаде, а вот с другой – как получится...

Поэтому прибыв в отчий дом после изматывающего марш-броска по зимней пересеченной местности в полной снаряге, царящей атмосфере какой-то мутно-тревожной удивился. Но потом вспомнил сообщение, что пришло от профессора Алиева в середине дня, и расслабился.

Все у них как всегда:

- Да, родители, тихонько зажечь маленький фонтанчик – это не про вас, да? Надо чтобы фейерверк на триста залпов, не меньше. Дед Реваз, кстати, в восторге! Гордится, что у вас до сих пор чуть что – трындец по всем фронтам и кровь по стенам…

Тут бы маме посмеяться, погладить папу Влада по щеке или затылку, а тому жмуриться довольно и за спиной показывать на пальцах, куда таким юмористам – недоучкам следует пойти поискать… свой талант, например.

А они сидят мрачные, переглядываются тревожно. Вернее, мать, прямо скажем – в печали, а батя почти в панике.

Что, бл*? Опять эта его прошм…, хм, аспирантка маму расстроила, коза непуганая?

- Это ты точно отметил, про кровь, – отмирает отец.

- Блин, чего стряслось?

Покосившись на маму, папа Влад выдает неожиданное:

- Миронов сегодня разбился.

- Да ладно? Все же догнал его столб? – язык мой до сих пор впереди мозга, зараза.

Мама мрачно зыркает и сухо сообщает:

- Рус, это не смешно…

- Да, мам. Ни хрена не смешно, но горевать о человеке, которому я никогда не был нужен – ну, такое. Не для меня, короче. Батя зачетный у меня твоими стараниями есть, так что мне вообще похрен.

- Как-то это не по-человечески, что ли? – печалится самая важная женщина в моей жизни.

- Мам, по-человечески было жрать тебе мозг столько лет? Мучить и обижать?

Хмурится, святая женщина. Как же: воспитание, приличия! Кому они здесь сейчас?

- Ну, было же и хорошее? – вопросительные интонации маминого голоса очень раздражают. Будто кота облезлого просит пожалеть, фу.

Может, от этого резко уточняю:

- Что? Пирожные, изысканный кофе, литры «Мартини», неурочные визиты? – а чего, разве за последние годы от Александра Михайловича, кроме головной боли и ссор родителей было еще что-то?

Но мама витает где-то в своих мыслях, потому что тянет задумчиво и нежно:

- Тебя вот мне подарил.

- А, так это единственное хорошее, что про него можно вспомнить, как ты и говорила про покойных. Остальное – один геморр.

- Что я там такое про кофе с пирожными услышал? – внезапно влезает папа Влад.

Ёпрст.

- А ты не знал? Да, ну, м-да… э, короче, значит, вот… – сука, снова я подставил мать. Да сколько еще я буду сначала ляпать, потом думать?