мамы, может быть какое-то имя… А главное – для чего? Мама – она мама и есть!


Она потупила взгляд и еле слышно произнесла:

– Это наверно у ваших мам есть имя, а у моей нет! – и не выдержала, разревелась.


Инка растерялась, подбежала к подружке, стала быстро её целовать и крепко прижимать к себе.

Ей стало так жалко свою глупую непутевую Алинку, что она тут же пообещала всем, что вечером сходит к ней домой и узнает, как звать тётю Лиду.


Инкины слова понравились всем, кроме Алины. Она не представляла, как Инка появится у них в доме, ведь мама не разрешает им дружить. И второе, как можно решиться задать маме такой вопрос!

И потому, Алина целый день выбирала момент, чтобы под благовидным предлогом отозвать Инку в сторону и уговорить не приходить вечером.


Наконец момент был выбран. Просьба была озвучена в раздевалке. Но Инка упорно настаивала на своём визите.

Ситуация получалась безвыходная.

Единственное, на что она со скрипом вдруг согласилась – это поменяться шкафчиками для одежды.

Она давно, оказывается, хотела, чтобы на её дверце была картинка с вишенками, а не с шариками.

Сегодня Инке явно фартило.


Вечером Алина кругами ходила вокруг мамы, никак не решаясь задать этот сложный вопрос.

Она так боялась обидеть её своими глупыми словами и подозрением!


«Какая же Инка – плохая девочка! Это всё из-за неё! Не буду дружить с ней в жизни!» – решение было принято окончательное и бесповоротное.


И как-то сразу полегчало.


Но уже через секунду мелькнуло дневное воспоминание, в котором Инка – такая смелая и уверенная в себе – выступала впереди, а чуть поодаль выжидали другие дети.


От пережитого волнения Алина никак не могла припомнить: был ли среди них Гена…


Ничего иного не оставалось, как идти к маме и…спрашивать…

И никак ведь не решиться…

Никак…


– Доченька, да что с тобой сегодня? – мама перестала переворачивать котлеты.

– …ничего… – выдавила из себя Алина и убежала с кухни.


За ужином она попросила ещё одну порцию второго.

Давилась, но ела, изо всех сил изображая голод, и тянула время, чтобы все ушли, а она осталась с мамой наедине.

Домашние по-доброму посмеивались над сегодняшним аппетитом, но Алине было невесело.


…Среди ночи она горячо зашептала маме в ухо:

– Мамочка, как тебя зовут?


Мама со сна охнула, отстранилась, а потом, долго привыкая к темноте, глухо ответила:

– Лида… А что?!..


– Лида?!! – Алина аж выдохнула.


«Оказывается, всё правда! У мамы есть имя! И Инка права… Она… хорошая


– А мама? Что такое тогда мама?!!


Женщина прижала к себе горячую дочку, коснулась губами лба.


– оооооооо, да у тебя температура! Виктор, вставай скорее!!! Ребёнок весь горит, а ты спишь!


Утром Алина в садик не пошла. Она была по-своему счастлива и несчастна одновременно.


Всю неделю она с трепетом ждала момента, как войдет в группу и объявит детям имя своей мамы.


По дороге в садик они с мамой встретили Гену. Его провожала старшая сестра. Увидев друг друга, они взялись за руки и попросились от ворот идти до группы самостоятельно.

По дороге Алина дала Генке грушу, а от него получила яблоко.

Яблоки она совсем не любила, но это было какое-то очень вкусное!


Всю прогулку дети играли в «немцы-русские».

Гонялись по площадке до темноты в глазах, обзывали фашистами своих противников, брали в плен, пытали, с ненавистью выкручивая руки и заплёвывая друг другу лицо, пока другая сторона не успевала отбить своего пленённого друга.


Алина что было духу убегала от Инки-фашистки, вроде радуясь игре, но больше думая: когда же, она, наконец, сможет назвать детям мамино имя.


Но было всё как-то некогда, не вовремя, не к месту.