— Может быть, — как-то отстраненно пожимает плечами Язва. — Зато в людях неплохо разбираюсь.

— Поэтому кукуешь в темном саду одна.

— Это называется уединение. Может я так медитирую по вечерам?

Усмехаюсь и качаю головой.

— Чего не отнять, так это умения зубы заговаривать. Ты мне лучше расскажи, во всех подробностях, естественно, как так получилось, что твоим братом оказался Ямпольский?

— У судьбы паршивое чувство юмора, — отзывается мрачно Алиса.

— С этим не поспоришь. Так, что там со Стасом?

— Что, что? Он — мой брат. Все.

Так и хочется… прищемить язык Язве! Вот прямо так, да. Чего выпендривается, не пойму?

— Ты дурочку не включай, давай, выкладывай, почему скрывала?

— С чего ты взял, что скрывала.

— Слушай, Алиса, контору уже пропалили, давай не упирайся.

— Не понимаю, о чем ты.

Вот ведь упертая, а. И вредная. Настоящая Язва, полностью оправдывает свой «творческий псевдоним». Причем, творит дичь.

— Я ведь все равно узнаю.

— Так узнавай. — Пожимает плечами, мол, ей до фени, что я там собираюсь делать.

— Ладно, не хочешь по-хорошему. — Быстренько меняю тактику и начинаю рассуждать вслух — уж по чему-нибудь, да, попаду в точку. — У вас разные фамилии. Но папа при этом один. Признавайся, тебя Ямпольским из приюта подкинули?

— Шерлок из тебя фиговый, — морщится Язва. — Стас — сын папы от первого брака, я — от второго.

— А фамилии чего разные?

— У меня девичья фамилия матери.

— Ага! — Самое главное схватиться за нить разговора. — Выходит, это твоя мама там в зале?

— Это жена в третьем браке. А моя мама… Неважно, — Алиса понимает, что итак сказала много чего лишнего. — Забудь.

Наверное, когда дело касается близких, мы все меняемся в лице. А тут… Внезапная догадка молнией проносится в моей голове, и мне становится совсем не по себе.

— Блин, Алис. Прости. Прости, пожалуйста. Я не подумал.

— Ты о чем?

— Ну так это… Твоя мама… Прости, я не знал.

— С ума сошел? Типун тебе на язык, жива моя мама! — взрывается Алиса, догнав, что я имею в виду. — Блин, Ярцев, что за мысли вообще???

— Так ты не рассказываешь, приходится доходить до сути самому.

— Дошел, называется. Прямиком на кладбище свернул!

— Ага. Сорян. Так, что с мамой-то?

— Ничего. Тебе это знать не обязательно. Есть такая вещь, называется «личные границы», их не стоит переступать.

И все это, конечно же, говорится очень сухим, официальным тоном. В воздухе что-то чертит пальцами, наверное, изображая эти самые границы. Смешно.

Отмахиваюсь как от мухи.

— Ой, да будь проще, Язва.

— И этот туда же, — чуть ли не закатывает глаза Алиса. — Хватит меня так называть.

— Как перестанешь язвить, переименуем.

— У вас с Ремцовым коллективный разум?

— Типа того.

— Отлично, один мозг на двоих, так и запишем.

Не могу удержать рвущийся наружу смех. Блин, теперь я понимаю Льва, который все время подкалывал Алису. Есть в этом что-то, как будто оттачиваешь свое мастерство.

— Кстати, не хочешь сбежать к любимому?

— К любимому? — щурится Алиса, явно чувствуя подвох.

А он несомненно есть.

— К Ремцову. Ты же с ним уже того, — тру два указательных пальца друг о друга, — целовалась на пляже.

Язва изображает рвотные позывы.

— Ладно, если хорошо попросишь, Рем тебя научит нормально целоваться.

— Ярцев, прекрати, кто сказал, что я собираюсь брать у него уроки в данном направлении?

— Тебе не помешает. Упс. Проболтался.

— Ха-ха, очень смешно. — Язва реал бесится, класс.

Но пора закругляться. Ща, напоследок потроллю и двигаю отсюда под шумок — кажется, никому здесь нет дела до нас.

— Ну так что? На вечеринку пойдешь? — спрашиваю, прекрасно зная, что получу отказ и колкость в ответ.