Следователь пожал плечами:

     — Я до сих пор уверен, что она убийца. Но прямых улик у нас не было. Только мотив. И ее алиби, которое, скорей всего придумала ее бабка…

Давид остановил его жестом:

     — Давайте с самого начала, пожалуйста.

     — Десятого мая после полуночи поступил сигнал о пожаре жилого дома близ поселка Поваровка. Пожарные выехали к месту вызова. По прибытии выяснилось, что горит дом, потушить не удалось, поздно вызвали. В доме находились мать, отец и две приемные дочери. Семья, как принято говорить, неблагополучная: они пили, дебоширили, отец полгода отсидел за хищение чужого имущества. Девочки вроде нормальные были, учились неплохо, уже взрослые, почти совершеннолетние. Так как были жертвы, возбудили уголовное дело. Установить причину пожара не удалось. Сначала думали, что поджог, так как было выбито стекло в маленьком окошке в подвале. Но потом выяснилось, что оно было выбито давно. Неосторожность с огнем? В два часа ночи? Трудно верится в эту версию, как и в то, что отец мог уснуть с сигаретой в постели, когда он не курил. Хотя окурки возле дома потом нашли. В общем, дело очень странное. Но я всегда, когда происходит убийство, смотрю на мотив. А он был только у одного человека – у этой Алевтины Угрюмовой.

Давид кивнул и попросил:

     — Расскажите о ней, пожалуйста, все что вы знаете.

     — До двенадцати лет была в детдоме, потом ее удочерила эта семья, которая погибла. Они еще удочерили четверых девочек из другого приюта. Вроде нормально жили, девочки в школу ходили. Правда одна сбежала в семнадцать, другая, Оксана, тоже, как только школу закончила. Она и проходила главным свидетелем и раскололась сразу, как мы ее нашли. А нашли мы ее быстро — бывшие одноклассницы легко поделились информацией, где она работает. Оказалось, в массажном салоне на Кузнецком Мосту. Мы накрыли этот салон и обещали устроить кучу проблем, запугали, короче. Вот она и рассказала все. И как этот отец имел интимную связь со всеми приемными дочками, кроме Алевтины. Она типа ему не давала и пугала милицией. А за пару дней до пожара у него крышу сорвало, он запер ее в подвале и издевался как мог. Три дня. Приковал наручниками к батарее и не давал еды. И жена его молчала. И девочки эти тоже. Но Алевтине как-то удалось сбежать, она села в электричку и уехала в Тверь. Оксана эта помогла нам арестовать эту Алевтину, ну и по имеющемуся мотиву возбудить дело и посадить. Но на следующий день, откуда ни возьмись, возникла бабулька, божий одуванчик, устроила скандал, стала медалями сверкать, типа всю войну прошла, немцев повидала, а вот таких, как мы, которые сажают невинных людей за решетку, впервые. Короче, она дала показания, что Алевтина была с ней весь день девятого мая и в ночь тоже. У нее, оказалось, были еще свидетели, почти все алкаши из ее казармы, в которой она проживала, и они четко стояли на своем: Алевтина была с ними в ту ночь десятого мая.

     — И вы отпустили ее? — спросил Давид.

     — Да. При таком железном алиби, которое подтвердили пять человек, держать ее за решеткой было сложно. Легче было закрыть дело.

Давид потер виски руками:

     — Хорошо. А почему тогда вы считаете, что это она совершила преступление?

     — Мне она вообще не понравилась. С самого начала. Кроме того, что страшная как атомная война, так еще и держалась так, знаете… высокомерно. Я сначала даже подумал, что она во всем признается и гордо пойдет за решетку. Но она только надменно смотрела на меня и сквозь зубы твердила, что никого не убивала. И больше вообще ничего говорить не хотела. Я еще подумал про себя, как у этого покойного отца встал на нее.