Этот день проходил ровно, как и все предыдущие. Я снова работала, но с той лишь разницей, что всякие плохие мысли не давали мне покоя. Лариса что-то искала в кабинете Германа и вряд ли какую-нибудь свою побрякушку. Тогда что? Деньги? Какие-нибудь документы? Нет. Бред уже какой-то! Кажется, я начала себя накручивать, а оно ведь и не удивительно, с такими-то неожиданными поворотами. Но всё-таки Герман должен был узнать, что эта женщина рылась в его личных вещах.

Вернувшись к работе, я не заметила, как день плавно превратился в тихий безоблачный вечер. Отложив кисти в сторону, я окинула свою почти законченную картину скептическим взглядом. Она мне нравилась, но я всегда старалась не перехвалить себя, ставила каждый раз новую цель, достигала ее, тем самым испытывая себя. Только так будет заметен рост. Во всяком случае, именно об этом твердили мои преподаватели.

— Привет, — я почувствовала легкий, едва ощутимый, поцелуй в шею. — Это для тебя.

Сладкий аромат роз защекотал в носу прежде, чем я увидела их. Красивый букет, который оказалось трудно вот так сразу обхватить двумя руками. Бархатные темно-красные розы с блестящей влагой на нежных лепестках.

— Спасибо, — в моем голосе прозвучало странное недоверие. Наверное, я просто не привыкла к тому, что Герман способен совершать такую приятную для женщин чепуху. — Они восхитительны, — я полной грудью вдохнула тонкий аромат цветов.

— Решил, что они тебя смогут немного порадовать, — Герман присел на корточки и заглянул мне прямо в глаза. Он устал, это было заметно по взгляду, но улыбка оставалась бодрой и красивой.

— Тебе это удалось, — я улыбнулась в ответ, уж как-то сильно заразительно это у Германа получилось.

Между нами тлела некоторая неловкость после ночного откровения. Нельзя ничего взять и вот так с ходу забыть, стереть, обвести черным маркером ненужное, отрезать и начать с чистого листа. Важно привыкнуть к тому, что может быть по-другому: без надрыва, тихой ненависти, душных липких ночей одиночества и полного, непроходимого непонимания. Это как резко выйти из темной комнаты в солнечный теплый день. Глаза просто ужасно слепит, из-за чего нужно часто поморгать, прищуриться, прикрыв лоб ладошкой и лишь после этого ты привыкаешь к свету, теплу и начнешь всем этим богатством наслаждаться.

Что-то подобное сейчас происходило между мной и Германом. И, кажется, я находилась на той стадии, когда только перешагнула порог темной комнаты. Я знала, как противиться своему мужу, молчать с ним, одаривать его хлёсткими и неприятными взглядами. Теперь нужно было понять, каково это жить вместе и не чувствовать себя на поле боя.

— Как провела день? — Герман посмотрел на мои пальцы, что всё еще крепко сжимали букет. Я знала, что они как обычно были испачканы в краске. Не получается у меня работать аккуратно, хотя несколько раз честно пыталась.

— Хорошо. Взглянешь? — я отодвинулась, чтобы муж увидел мою картину.

Он выпрямился и внимательно посмотрел на полотно. Взгляд сосредоточено скользнул вдоль очертаний деревьев, неба.

— У тебя талант, Арина, — серьезным тоном заявил Герман. — Я, конечно, мало смыслю в искусстве, но то, что твои картины как живые и дураку понятно. Это вид из окна спальни?

— Да.

— Для учебы или просто решила для себя написать?

— Для учебы, но потом можно будет оставить себе.

— Если ты не возражаешь, то я бы хотел забрать ее к себе в кабинет, когда она будет готова.

— Хорошо, — немного ошарашенная таким желанием Германа, ответила я и тут же вспомнила о Ларисе. — Послушай, — я аккуратно отложила букет на туалетный столик и схватив влажную тряпку, всегда весящую на уголке мольберта, начала тереть выпачканные пальцы.