– Думал, вас обратно в столицу отправят, – удивился я.

– У нас и в Новинске работы невпроворот, – заявила в ответ тётка и мрачно усмехнулась. – Сам-то, поди, на фронт лыжи навострил?

– Есть такое, – осторожно признал я.

– Дохлый номер!

– Почему это? – спросил я, хоть и понимал, что никто не стал бы выдёргивать меня в Новинск лишь для того, чтобы сразу отпустить обратно.

Федора Васильевна, очевидно, сочла вопрос глупым и потому его проигнорировала, перешла сразу к делу.

– Работать будешь в палате интенсивной терапии с четырёх до восьми. Суббота и воскресенье – свободные дни.

Я озадаченно хмыкнул, поскольку в полученном от ассистентки Звонаря графике дежурств продолжительность смен обозначена не была.

– На полставки, получается? – уточнил я на всякий случай.

– На полную, – возразила Федора Васильевна. – В интенсивной терапии час за два идёт. Сам всё увидишь.

И да – увидел. Жарко в отданной на моё попечение палате отнюдь не было, но присматривавший там за пациентами интерн оказался мокр как мышь – он самым натуральным образом обливался потом и на выход двинулся нетвёрдой походкой вусмерть уставшего человека.

– Завтра приходи пораньше, чтобы успеть истории болезни просмотреть, – с неудовольствием выговорила мне Федора Васильевна. – Давай! Читай! Я понаблюдаю за больными пока.

Пациентов в палате было четверо – все молодые люди от двадцати пяти до тридцати лет, все то ли без сознания, то ли погружены в медикаментозный сон, и определённо не сотрудники ОНКОР, а доставленные из столицы штатские. У каждой койки на спинках висели медицинские книжки, я взялся листать одну и обнаружил внутри записи о текущем состоянии энергетических каналов и узлов, а также план приведения их к нормальному состоянию.

– Макар Демидович сказал, ты разберёшься, – заметила Беда, переходя от одного пациента к другому.

Разобраться в диагнозе и в самом деле труда не составило, я даже понял, какого рода требуется воздействие, но отнюдь не был уверен, что сумею его должным образом осуществить. Это терапевтическое вмешательство в силу своей комплексности показалось куда сложнее тех заданий, которые мне поручали на обратном перелёте в Новинск.

– Да тут всё элементарно! – заявила Федора Васильевна, от которой моё замешательство не укрылось.

Я ей не поверил. Никто час за два просто так засчитывать не станет, да и предшественник за свою смену вымотался почище сталевара в горячем цеху, а ведь у него точно диплом о высшем образовании имеется!

– Приступай! – поторопила меня Беда. – С анамнезами остальных потом разберёшься!

Попытка потянуть время определённо закончилась бы нагоняем, и я медлить не стал, положил ладони на грудь молодого человека с бритой головой, закрыл глаза, сосредоточился и почти сразу ощутил отклик его внутренней энергетики. Соотнести её состояние с описанием из медкнижки оказалось гораздо сложнее, но тут помогли зачаточное ясновидение и богатый опыт самолечения.

Когда в голове сложилась полная картинка, я отыскал уже наметившиеся отклонения от нормы и выправил их одним воздействием – точечным и точным. Отступил в сторону, уступая место Федоре Васильевне, та оценила проделанную работу и фыркнула:

– Говорю же – элементарно всё!

Я перешёл к следующему пациенту, наскоро пролистал историю болезни, куда внимательней изучил схемы назначенных ему терапевтических воздействий и после недолгой подготовки откорректировал намеченные к выправлению девиации. С оставшимися двумя операторами проблем тоже не возникло, а после похвалы Федоры Васильевны я окончательно уверился в том, что мой предшественник просто не подходил для этой работы по причине низкой квалификации или же в силу недостаточной чувствительности.