– А если я тебе помогу? – прошептала она.

– Это как?

Она растерянно дернула плечами.

– Скажи, ведь у твоего отца есть другое имя? – Я покрутил у нее перед лицом жуком на зубочистке.

– Я отвечу только после танца. И если ты хочешь попробовать спасти остальных, нам надо быть первыми.

– Ри, о чем она говорит? – Брайан тряс меня за плечо.

И в этот миг воздух задрожал от звуков волынки, ударил барабан, да так, что больно отдалось в груди, а резкие звуки скрипки вызвали целую армию мурашек, совершивших марш-бросок у меня по спине к загривку. Я зажал уши руками, как и остальная наша компания.

У «Павшего воина» из всполохов огня возникли призрачные фигуры, через миг обретшие плоть. Если это можно было назвать плотью. Три музыканта-мертвеца. От одежды остались сгнившие лохмотья. С обнажившихся ребер свешивалось нечто крайне неаппетитного вида. На черепах кожа почти отсутствовала, открылась желтая кость. Лишь глаза казались нетронутыми тленом – остекленевшие, неподвижные, горящие болотным огнем. Пальцы мертвых крутили кипин[4], ударяя в козлиную кожу баурана, играли на чантере[5], зажимали струны скрипки на грифе, резко водили смычком. Музыка лилась такая, словно каждая третья и пятая нота из шести[6] пропадали.

Снова всполохи. Все новые и новые мертвые появлялись на поляне, окружая менгир и музыкантов плотным кольцом.

– Кто будет первым? – провозгласил некромант.

– Отец…

Мы не успели заметить, как из-за стола ушла Джил.

– Ты? – Брови Салливана сошлись на переносице. – Не вижу желающего с тобой плясать, Джил.

Она повернулась в нашу сторону.

– Она хорошая, – шепнул мне Брайан.

– Ага, а я тоже помирать не хочу.

Я наткнулся на ее отчаянный взгляд. И, проклиная свою совесть, поплелся к ней.

– Руари? – удивился некромант. – Честное слово, в нашу первую встречу ты мне показался весьма разумным парнем.

– Луна, знаете ли, иногда плохо на мозги влияет.

Я вздрогнул, когда мою руку взяла Джил, сдавила мне пальцы.

– Спасибо! – прошептала она.

– Да пока не за что…

Перед нами расступились мертвые, пропуская в центр своего кольца. Джил запрыгнула на менгир. Я забрался следом. Тьма ощущалась где-то совсем рядом. Замершая, ждущая своего часа.

– Итак, какой вы выбираете танец? – спросил Салливан.

Я пожал плечами.

– Да без разницы. Я же завсегдатай пабов, так что знаю их все.

Джил сбросила свой плащ, оказавшись в коротком зеленом платье. На ногах ее были танцевальные ботинки. Я скинул пиджак, оставшись в рубашке почти в тон ее наряду. Джил тоже это заметила. И я впервые увидел ее улыбку.

– Когда будет пропуск, нельзя касаться камня, – прошептала она торопливо, когда я взял ее руки в свои. – «Павший воин» в этот миг будет окрашиваться кровью. Если танец будет удачным, на подошвах у нас не останется следов.

Она на миг закрыла глаза и выдохнула. Застучал о козлиную кожу кипин, задавая ритм дабл-джиги. Ботинки рванули следом, такт в такт ударяя о поверхность менгира. Мертвые вместе с нами начали движение. И вот провал в ритме, ботинки стремительно отталкиваются от камня, окрашивающегося кровью, уносят вверх в высоком затяжном прыжке. И снова восстановленный ритм кипина, к которому присоединилась волынка. И снова провал и высокий прыжок. Я представлял вместо крови под ногами раскаленные угли – это мотивировало не ошибиться куда сильнее. Следом за волынкой заиграла скрипка, импровизируя, задавая свою партию, сбивая. Снова провал в мелодии. Я крепко сжимал ладони Джил и вдруг понял, что она полагается на меня, чувствует именно по мне, когда нужно совершить очередной прыжок. Смотрел на ее лицо, в ее внимательные глаза. И я впервые обратил внимание на ее запах – теплый, нежный, каким бывает нагретый солнцем ветер, с терпким привкусом вереска. Тьма вдруг отступила куда-то далеко, словно рядом с нами никого не было, а только открытый простор пустошей. Этот странный танец вдруг превратился из жестокого испытания в безобидную игру, подарил удивительную легкость и беззаботность внутри и стал доставлять удовольствие.