Спустя ещё три пощёчины он всё же приоткрыл непонимающие, рассеянные, сонные глаза.

– Ева?

Слово прозвучало так неразборчиво, будто к языку его подвесили валун. Отсутствующий взгляд с трудом фокусировался на её лице.

– Я здесь, – она лихорадочно вглядывалась в тусклые, словно выцветшие глаза, – я здесь, будь со мной, слышишь? Эльен! – бешеный крик зазвенел под бесстрастно-белым потолком. – Герберт, позови Эльена, слышишь?!

Ева не знала, послушался он или нет. Знала лишь, что по-хорошему ей стоило подумать обо всех возможных последствиях прежде, чем бежать, и позвать призрака с собой. Но тогда ей было немного не до того.

Увидела, как он плавно, будто в замедленной съёмке, тянет руку к её лицу – и, так и не донеся, бессильно роняет обратно на кожаный подлокотник.

– Я… я не могу, – полуразборчиво, бессвязно прошептал Герберт, – не могу найти. Ты… страдаешь. Я страдаю. А если найду, ты уйдёшь. Уйдёшь.

– Что найти?

– Оживить. Тебя. Айрес… не знает…

Пауза, разделявшая слова, сорвалась в молчание. Блеклые ресницы сомкнулись, вновь отдавая своего владельца во власть сна, в любую секунду готового обернуться вечным.

– Дыши! – Ева бесцеремонно отвесила ему новую пощёчину, выдернувшую некроманта из черноты близящегося забвения. – Дыши! Смотри на меня, на меня, понял? Не смей умирать! Тем, что умрёшь, ты меня не спасёшь!

Он смотрел. Покорный и тихий, как провинившийся ребёнок, бледный и хрупкий, как фигурка изо льда или сахара, красивый и печальный, как ангелы с фресок Мелоццо да Форли. Неожиданно уязвимый, неожиданно беззащитный: настолько, что это казалось бы трогательным, не будь ситуация до безнадёги страшна.

Он, ещё месяц назад казавшийся ей напыщенным и самоуверенным, он, которого она – дура, не смотревшая на него так, как смотрит сейчас, – не так давно презрительно называла женоподобным…

– Тебе… очень плохо? – спросил Герберт хриплым шёпотом.

Значит, так всё случилось с Лёшкой? Только рядом не было никого, кто напоминал бы её брату дышать, кто вырвал бы его из удушающей хватки смертельного сна? Или был, но не удосужился помочь или просто не знал как – в отличие от Евы, зачем-то неоднократно постфактум искавшей инструкцию в интернете? Ох, что же делать… Заставлять дышать, вызвать «Cкорую», не давать уснуть до приезда медиков – это твердили все инструкции по помощи при передозировке; но здесь-то звонить некому, и наркотик иномирный, с незнакомым ей действием, и «Скорой» она никогда не дождётся…

– Нет, – сказала Ева, в тысячный раз проклиная себя самыми страшными проклятиями. За истерику, которую позволила себе несколько дней назад. За все недозволительные, непростительные слова, которыми сама же толкнула его на этот путь. – Мне не плохо, Герберт. Совсем не так, как тебе сейчас. Послушай… Сначала убедимся, что Айрес не знает, как меня спасти, а потом уже будем думать об экстремальных мерах, ладно? Вместе мы что-нибудь придумаем. Обязательно.

– Возможно, я просто… недостаточно стараюсь. В глубине души стремлюсь к неудаче, – неожиданно чётко и связно пробормотал он. – Знаю, что может случиться, если ты будешь жива. Свободна. И боюсь. – Глаза под полуприкрытыми веками дрогнули, когда он отвёл взгляд. – Трус. Подлец. Слабак.

Она удивилась, с какой ненавистью – к себе – выплюнулись эти тихие, бессильные слова.

– Да ну, что за глупости. Зачем бы тебе это?

Он вновь посмотрел на неё. Цепляясь взглядом за её лицо, как вцепляется в верёвку падающий в пропасть.

Уголки синих губ дрогнули в призрачной, блеклой улыбке:

– Хорошо, что иногда ты такая глупая…