Сегодня после завтрака мы как раз собирались заняться чем-то подобным.

Четыре дня назад наш несчастный неприятель, пропалив, что у нас миномётный расчёт перебрался по своим причинам жить в самый крайний домик посёлка, выкатив БТР, отработал по миномётчикам.

Итог: трое «трёхсотых», один тяжёлый, инвалид на всю жизнь – перебит позвоночник. (Заскакивал последним в домик – в его двери оказалось ближе, чем до вырытого во дворе блиндажа, – на миг, пропуская другого бойца, замешкался – и вот).

С утра я заезжал поболтать с миномётчиками. По должности мне было положено работать с личным составом, без устали поясняя им поставленные республикой задачи, – но за всё время службы я ни разу ничем подобным не занимался; какие-то журналы вела специально для этого взятая в штат умная девушка – но и в журналы эти я не заглядывал никогда, в батальоне будучи по очередности всем: командиром, «крышей», корешом, консультантом, «кошельком», но точно не замполитом; однако мимо ехал, миномётчики позвали на чаёк, и остановился.

Граф всё это время едва заметно нервничал – он воевал уже четыре года, выживая там, где выжить было маловероятным, – и наработал себе чутьё. Ничего не сказал тогда, но я видел, что ему не нравится ни костерок во дворе, ни беззаботность миномётчиков.

Успокоился, только когда мы укатили обратно в свой домик в глуби посёлка.

…Сегодня даже не заехали к себе.

На въезде в дачный посёлок стоял начальник штаба, Араб. Привычно спокойный, красивый, с будто подведёнными восточными глазами.

(При знакомстве первым делом спросил у него про национальность – он ответил: «Хохол». Я: «Мы тут все хохлы, – а если вглубь времён всмотреться?» Он: «Из венгров. Но вообще – луганский хохол».)

Из машины я не стал выходить: спросил, приспустив стекло: «Всё готово?»

– Да, тебя ждём, – ответил Араб.

– Кофе пили, – пояснил я.

Араб без улыбки кивнул.

– Ты где будешь? – спросил.

– На передок проеду. Пусть меня встретят.

Араб потянулся к рации.

Мы проехали посёлок насквозь и стали в самом низу, за разлапистыми деревьями, – не на «круизёре» же мне выкатываться к окопам. Нас ждал заведённый «козелок».

За посёлком, на лугу, как ни в чём не бывало, паслись козы. Нас разделял протекающий в глубокой низине ручей.

Открыв багажник, достал броник, шлем; быстро надел всё это на себя, подтянул, попрыгал: готов.

Когда «козелок», полный вооружённых мужиков, тронулся, громыхая по железному настилу проложенного через ручей мостика, – козы, словно нехотя, чуть-чуть пробежали вперёд.

По буеракам, через луг, скрываемые взгорьем, мы проехали ещё двести метров. Оттуда уже пешком, бочком, пригибаясь, – к позициям, где только-только начал работать в ту сторону «Утёс».

Долбил как в стену; убедительный звук.

С-под куста, выбежав на открытый участок, сделал выстрел гранатомётчик.

Всё вокруг было весело, словно на пикнике, где люди готовят мясо. У бойцов – привычно небритых, но сегодня как-то даже получше приодетых, – были с виду смурные, но, если присмотреться, – собранные, сияющие лица. Никто ни о чём не волновался.

Мы стояли в окопе. Я, чуть улыбаясь, смотрел, как все работают.

На краю окопа росла какая-то поебень-трава, я оборвал стебелёк, засунул в зубы. Всегда так делал, если находилась травка: личная примета.

Расчёт был банален, но верен: мы хотели дождаться ответа с той стороны на раздражающий огонь.

– «Сапог» выкатили! – сообщил, наконец, наш наблюдатель. (Станковый противотанковый гранатомёт, СПГ-9: вещь!)

Ага, купились.

– Арабу передай, – сказал я радисту.

Арабу передали, что выкатили «сапог».