КОЛЬКА. Про это молчи: заместо этого ты землю получил.

К Кольке медленно идет простоволосая БАБА. Она бросается на Кольку. Ее с трудом оттаскивают от него.

БАБА. Плевать я хотела на вашу землю и твою революцию! Гад! На кой она мне, если ты Манечку мою опоганил!

ПОСТЫШЕВ. Чего вы для него требуете?

БАБА. Смерти ему мало. Мало ему смерти, иуде подлому, нет на тебе креста, а еще Ильичом клялся, паразит.

ПЕРВЫЙ БОЕЦ. Может, простить, товарищ Постышев?

ПОСТЫШЕВ. Ишь, либералы. Ты – добреньким, а комиссар пусть стреляет, да? А он красным знаменем клялся, когда дома жег и девочек насиловал! А если б он эдакое с твоим отцом и с твоей дочкой изобразил – тоже простил бы?!

ВТОРОЙ БОЕЦ. К стенке его! К стенке!

Гремит залп. Кричит воронье. В наступившей темноте – унылый колокольный звон.

«Версаль». В номере ВАНЮШИН и ГИАЦИНТОВ.

ВАНЮШИН. Ты меня странно позвал, Кирилл. Какая-нибудь неприятность?

ГИАЦИНТОВ. Я тебя похитрить позвал.

ВАНЮШИН. Устал?

ГИАЦИНТОВ. От хитрости не устают, от нее гибнут.

ВАНЮШИН. Афоризмы, афоризмы, кругом афоризмы. Они красивы, а истина уродлива.

ГИАЦИНТОВ. Сие не афоризм, сие – аксиома. Что Исаева с собой не привез?

ВАНЮШИН. Странный человек – ты ж меня просил быть одному.

ГИАЦИНТОВ. Ты ему доверяешь больше, чем себе.

ВАНЮШИН. Себе я не доверяю, я по натуре растратчик.

ГИАЦИНТОВ. Коля, ты к Фривейскому как относишься?

ВАНЮШИН. Никак. Он мне не интересен. А что?

ГИАЦИНТОВ. Ничего. Поинтересоваться можно?

ВАНЮШИН. Контрразведка зря не интересуется.

ГИАЦИНТОВ. А с Максимом ты давно знаком?

ВАНЮШИН. Я с ним прошел весь Ледовый поход от Омска до Харбина.

ГИАЦИНТОВ. А что, если мы его возьмем к себе?

ВАНЮШИН. Он не согласится. Сволочи, в кофе соли много кладут.

ГИАЦИНТОВ. Турецкий рецепт.

ВАНЮШИН. Ерунда, просто кофе зазеленелый, иначе он плесенью отдает, если без соли-то.

ГИАЦИНТОВ. Ты скоро на фронт?

ВАНЮШИН. Сегодня.

ГИАЦИНТОВ. Вдвоем с министром иностранных дел? Подкрепить наступление?

ВАНЮШИН. Да.

ГИАЦИНТОВ. Не опасно?

ВАНЮШИН. Я щекотку люблю.

ГИАЦИНТОВ. Слушай, я снова об Исаеве…

В кабинет входит один из сотрудников Гиацинтова – агент СЛЕСАРЬ.

Ну?

СЛЕСАРЬ. Боязно выразиться.

ГИАЦИНТОВ. А ты не бойся. Извини, Коля, пусть он мне пошепчет, дисциплина есть дисциплина.

СЛЕСАРЬ (тихо, Гиацинтову). Танки, что сегодня пришли в порт, кем-то выведены из строя. В бензопровод соляная кислота залита – они теперь на месяц в ремонт станут.

ГИАЦИНТОВ швыряет на стол ложку, стремительно выходит из номера. Следом за ним СЛЕСАРЬ.

ВАНЮШИН. Что случилось, Кирилл?

ГИАЦИНТОВ (с порога). А, пустяки, я скоро вернусь (уходит).

ВАНЮШИН уходит. Следом появляются ИСАЕВ и ФРИВЕЙСКИЙ.

ИСАЕВ. Послушайте, Алекс. Не хотите со мной иметь дел – и не надо, бог ты мой праведный! Вы уже достаточно сделали как патриот России и Белого движения. То, что вы передали мне сейчас, – поверьте, Высший монархический совет в Берлине благодарно запомнит, и запомнит надолго. Вы оказали громадную услугу мне, как газетчику, в частности, а общему Белому движению – вообще. И вдруг впали в транс, чуть не истерику разыгрываете.

ФРИВЕЙСКИЙ. Это не истерика. Я спать не могу. Мне кажется, что паркет колышется, понимаете вы это или нет?! Я все время борюсь с желанием пойти к Гиацинтову и упасть перед ним на колени! А он меня уже третий раз щупал, каверзы спрашивал…

ИСАЕВ. Да? Занятно… Меня Гиацинтов как-то приглашал на охоту, я не смог, а в следующий раз, если пригласит, я поеду и поговорю с ним о его дружбе с нами.

ФРИВЕЙСКИЙ. Вы с ума сошли! Этот зверь нас уничтожит!