ПОТАПОВ. Может быть, мне пойти к нему?

БЛЮХЕР. Рано. Пока еще рано. Пожалуйста, зашифруйте: «Все сроки проходят. Немедленно любыми способами осуществите операцию “План”». Передайте немедленно.

ПОТАПОВ. Ложитесь спать, Василий Константинович, уже утро.

БЛЮХЕР. Будь оно проклято, это утро. Мне сейчас все время хочется, чтобы продолжалась бесконечная ночь: ночью войны не начинают, кавалерия с пути собьется… Каждое утро я жду сообщения о начале, каждое утро. Ладно. Пошли ко мне. Там один буржуй пришел – этикету учить меня на Дайренских переговорах. До свиданья, товарищи…

БЛЮХЕР идет через всю сцену в свой кабинет. Там за богато сервированным столом его ждет человек в визитке. Это – УЧИТЕЛЬ хороших манер.

УЧИТЕЛЬ. Доброе утро, гражданин министр.

БЛЮХЕР. Доброе утро.

УЧИТЕЛЬ. Прошу начать. Итак, мы остановились с вами на званом обеде. Вилку – вот эту, большую, а не маленькую, для фруктов, надо брать легко, кистью. Это – искусство – красиво держаться за столом. Повторите мой жест, пожалуйста.

БЛЮХЕР. Так?

УЧИТЕЛЬ. Нет-нет, мягче. Не жмите на вилку. Теперь гостю. Осторожно с тарелкой, она ваш союзник, но не враг. Вот-так, уже хорошо, очень хорошо. Ешьте непосредственно, не глядите на еду.

БЛЮХЕР. Так картошка вкусная.

УЧИТЕЛЬ. Это не важно. Еда – не суть, важен разговор за едой.

БЛЮХЕР. Это точно.

УЧИТЕЛЬ. Если вы так будете налегать на тарелку, она сколется.

БЛЮХЕР. Это ни к чему.

УЧИТЕЛЬ, Не пыжьтесь, не пыжьтесь, больше непосредственности.

БЛЮХЕР. Как тут не пыжиться, когда на брюки каплет.

УЧИТЕЛЬ. Каплет оттого, что пыжитесь. А ну, расслабьтесь! Совсем расслабьтесь! Вот так.

БЛЮХЕР. Вы сами-то закусите. А то, верно, зло вас берет на меня смотреть.

УЧИТЕЛЬ. Весьма благодарен. (Жадно ест.) А теперь очистите яблоко. Это хорошо. Кожуру не ешьте, это не принято.

БЛЮХЕР. Витамины в ней.

УЧИТЕЛЬ. Ничего не могу поделать – кожуру не едят. А теперь налейте вина даме слева. Нет. Обязательно правой рукой. Согните ее в локте. Хорошо. И улыбайтесь, улыбайтесь, все время улыбайтесь.

БЛЮХЕР. Это с набитым-то ртом?

УЧИТЕЛЬ. А вы помногу не заглатывайте.

БЛЮХЕР. А вон вы поскольку глотаете…

УЧИТЕЛЬ. Я же не на приеме у дипломатов. И не вздумайте цыкнуть зубом, это шокинг.

БЛЮХЕР. Не буду. Спасибо вам, учитель.

УЧИТЕЛЬ. Мы еще не отрабатывали ритуал поклонов и улыбок.

БЛЮХЕР. Завтра, ладно?

УЧИТЕЛЬ. Честь имею кланяться.

БЛЮХЕР. Спасибо. До свиданья.

УЧИТЕЛЬ уходит. БЛЮХЕР отходит к кушетке, ложится и засыпает.

Кабинет «Версаля». САШЕНЬКА ГАВРИЛИНА, ИСАЕВ, жокей ЛЯЛЯ и ГАВРИЛИН.

ГАВРИЛИН. Бега – это вид припудренного сутенерства.

САШЕНЬКА. Ты же сам играешь напропалую в преферанс.

ГАВРИЛИН. Преферанс для русского интеллигента – единственная возможность жить разумом в разумном мире регионального риска. Нет, скорей, скорей в Париж. От бегов, от склок и крови.

ЛЯЛЯ. Вот вы все говорите, говорите… Бега – вроде церкви: на какого попа нарвешься. Бега – это цирк на конной тяге. Вы бы на вашего любимого Фривейского поглядели, когда он играет. Глаза стоячие, сам белый, руки ледяные. Он мне предлагал: «Дай подвод на верную лошадь – любой контракт устрою».

САШЕНЬКА. Зачем ему это?

ЛЯЛЯ. Тут все кругом – рубли, а на бегах – доллары. Вот зачем. Если там выиграл – так это уж навсегда выиграл. Рубли у него есть – долларов нету.

ГАВРИЛИН. Он производит на меня впечатление афериста, более того: какой-то Фривейский при Колчаке сидел в тюрьме по делу торговой фирмы «Шубин и сыновья» – за аферы. Мне лень выяснять: тот это Фривейский или другой.

САШЕНЬКА. Папа, при официозном журналисте – такие дерзости. Исаев либо донесет, либо сон потеряет.