МОРДВИНОВ. Ненавижу русские кабаки.
ГИАЦИНТОВ. Напрасно. Кабак – лучший барометр истинного положения в государстве. Наш народец в кабаке после подпития, словно тетерев на току, про осторожность забывает, все свое нутро вываливает, пташечка моя. Ну, я пошел…
Картина третья
Ресторан «Версаль». Входит ПОЛОВОЙ. Он быстро прибирает стол. В отдельном кабинете появляется ИСАЕВ. Он – подчеркнуто франтоват.
ПОЛОВОЙ. Ваш сиясь, пожалте за махонький столик к окошку, большой занят-с. Сей момент вам накрою к ужину…
ИСАЕВ садится лицом к окну, спиной к большому столу. Появляются ВАНЮШИН, САШЕНЬКА и ее отец, профессор ГАВРИЛИН.
ВАНЮШИН. Друзья, мы накануне великой победы! У меня сейчас такое веселое настроение, что все время хочется жрать водку. Зараза, сучий змей!
ГАВРИЛИН. Когда вы начнете браниться по «Толковому словарю» Даля – предупредите меня, я уведу дочь.
ВАНЮШИН. Сашуля, папа – ханжа! Гаврилин, ваша дочь – единственная одаренная поэтесса, ей не надо бояться жизненных гримас! Я учусь русскому языку, читая матерные надписи на заборах!
ГАВРИЛИН. К чему эта бравада, Николай Иванович?
ВАНЮШИН. Любил барин нотации читать!
ГАВРИЛИН. Я читаю нотации только лакеям, если подают пересушенное мясо вроде этого.
ВАНЮШИН. А вот я мяса никому не подаю, а все равно – лакей! Газеты в России нужны только ожиревшим меценатам, на десерт к сладкому. Я им печатное слово и поставляю!
САШЕНЬКА. А интеллигенция?
ВАНЮШИН. Сашенька, наша интеллигенция похожа на существо с большой головой, но без рук! И с языком. Болтать можем, а делать – нет. И другу на ухо шептать о том, что плохо, и спиваться помаленьку.
САШЕНЬКА. Вам бы застрелиться.
ВАНЮШИН. Ха-ха! Я хочу жрать кислород – единственное, что человеку отпускают бесплатно!
В отдельный кабинет врывается пьяный казачий ОФИЦЕР/ В руке у него горн. Он стоит, раскачиваясь.
ГАВРИЛИН. Что вам угодно?
ОФИЦЕР. Попеть хочу.
ОФИЦЕР горнит кавалерийский марш.
ВАНЮШИН. Вы, случаем, не Бетховен?
ОФИЦЕР. Я те, сука, покажу Бетховена!
ОФИЦЕР идет к столу и ударяет по нему горном.
Вста-ать всем! Пойте за мной «На Дерибасовской открылася пивная! Там собиралася компания блатная!»
ВАНЮШИН. Вон отсюда, хам!
ОФИЦЕР начинает доставать пистолет из кобуры. Тогда ИСАЕВ, сидевший за отдельным столиком, быстро подходит к офицеру, вырывает у него из руки револьвер и бьет в ухо. ОФИЦЕР падает, что-то кричит. Вбегают два половых и уводят ОФИЦЕРА.
Господи, или я сошел с ума! Исаев? Максим Максимович! Откуда вы? Мы считали вас погибшим! Господа, это Исаев, мы вместе работали в пресс-группе Колчака! Откуда?
ИСАЕВ. Только-только из Берлина.
ВАНЮШИН. Кому служите?
ИСАЕВ. Идее.
ВАНЮШИН. Идеи идеями, а жрать тоже надо. С этой минуты вы служите в моей газете обозревателем. Знакомьтесь, господа, это наш друг.
ИСАЕВ обходит всех. Здоровается, повторяя: «Исаев, очень приятно. Исаев. Очень рад».
ГАВРИЛИН. Вот как в наше время делаются дела.
Входит секретарь премьера ФРИВЕЙСКИЙ.
САШЕНЬКА. И перемежайте свои будущие статьи сообщениями о бегах, тогда вас полюбит самый могущественный вельможа – секретарь премьера Фривейский.
ФРИВЕЙСКИЙ. Сашенька, вы без ярости ничего не можете. Разваливается голова, мечтаю о кофе.
ВАНЮШИН. Знакомьтесь.
ИСАЕВ. Очень приятно. Исаев.
ФРИВЕЙСКИИ. Фривейский. Вы тоже лошадник? Обожаю бега. Обожаю. Но это не от корысти, во всем виновата Анна Каренина.
Появляется ЧЕН – лощеный мужчина, похожий на корейца.
ВАНЮШИН. А вот и спекулянт. Присаживайтесь, Чен?
ЧЕН молча кланяется и садится за стол.
САШЕНЬКА. Кони, кони, бесы, люди. Николай Иванович, вы обещали меня в чумные бараки сводить. Я слышала, чумные в бреду всю правду говорят. И про себя тоже. А мы все вокруг правды ходим-бродим, а к ней никогда не придем. Мы только себя любим, а правда, она не любит болтовни вроде нашей. Она предпочитает либо молчание, либо действие.