В конце апреля мы получили новые синие комбинезоны и стали усиленно готовиться к первомайскому параду. Мы должны были пройти в комбинезонах, шлемах и летных очках перед трибуной. Очень хотелось, чтобы меня увидели студенты техникума, и я, не устояв перед искушением, нарядился в комбинезон, шлем, надел очки и отправился в общежитие. Встретили меня шумно. Окружили. Жаль мне было, что не могу так пройтись по своей деревне. Но если бы мне и разрешили, я и сам бы не пошел: ведь отец еще ничего не знал.

Первого мая мы строем вслед за воинскими частями промаршировали мимо трибуны. Чувствовали себя настоящими пилотами и немного заважничали.

На следующий день у нас начались полеты. В воздух поднимались три-четыре самолета и летели, как пчелы, друг за другом вблизи аэродрома. Мы учились управлять самолетом. Кальков быстро сбил с нас мальчишечью спесь и немилосердно отчитывал за каждый промах.

Вечерами, приезжая с аэродрома, я, несмотря на физическую усталость после полетов, садился за учебники и готовился к экзаменам в техникуме. Дал себе слово, что перейду на четвертый курс. При правильной организации времени и упорстве можно всего добиться.

Я сдал экзамены в техникуме и перешел на последний курс. Осенью нам будут вручены дипломные задания. На каникулы студенты разъехались по домам. В общежитии начался ремонт, и мне пришлось перебраться в деревню. Каникулы помогли мне уделить еще больше времени летному делу. Вставал с восходом солнца, уходил из деревни и возвращался, когда уже темнело, – целыми днями пропадал на аэродроме. Приходил до занятий, возился с машиной, помогал технику. В день я делал по четыре-шесть провозных полетов по кругу. Инструктор все больше и больше доверял мне управление самолетом.

Я начал замечать, что отец испытующе поглядывает на меня – он, видимо, не мог понять, куда я ухожу. Как-то еще во время экзаменов я начал было издали:

– А что бы ты сказал, папаша, если бы я поступил учиться в аэроклуб?

Отец даже руками замахал:

– Чего тебе летать! Кончишь техникум – хватит с тебя. Еще что выдумал! И так здоровья у тебя мало.

Отец почему-то считал, что у меня слабое здоровье.

Тогда на этом наш разговор и закончился.

Обычно я вставал раньше всех, тихонько завтракал, чтобы никого не разбудить, и уходил.

Раз утром отец окликнул меня, пристально посмотрел мне в глаза и строго спросил:

– Чем занят, где пропадаешь?

Я врать не стал:

– Учусь летать, папаша.

Сначала отец растерялся, а потом рассердился:

– А, вот к чему ты недавно вел разговор!.. За журавлем в небе погнался, неслух?

Переубеждать отца и ссориться с ним я не хотел. Отмолчался. К тому же спешил на аэродром.

Отец скоро примирился с моими занятиями в аэроклубе, но просил беречься. Я был очень рад, что теперь мне нечего от него таиться.

Занятия на аэродроме становились все интереснее. Вечерами Кальков проводил методический разбор каждого вылета. И доставалось же нам от грозного инструктора!

Во время одного из первых полетов я загляделся на землю. Солнце стояло низко и било в окна домов. Город словно пылал.

Вдруг машину качнуло. Я спохватился, но поздно: инструктор отобрал у меня управление.

На разборе он говорил с нами о поведении летчика в воздухе и, обращаясь ко мне, сказал:

– Знайте: в летном деле многое зависит от распределения внимания. Рассеянность недопустима. В воздухе надо уметь все видеть одновременно, ничего не упускать, действовать в долю секунды.

Эти слова я запомнил навсегда.

Через несколько дней, идя на посадку, я по неопытности слишком низко выбрал самолет из угла планирования. Кальков опять отобрал у меня управление: