Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй

Упомянутое выше Соборное уложение 1649 года завершает закрепощение русского крестьянства. 29 января была, наконец, закончена работа по его составлению и редактированию. А 30 января 1649 года в Лондоне был казнен король Карл I Стюарт, победила английская буржуазная революция. Таков разрыв между жизнью на Западе Европы и в России.

Советские историки изображали крепостное право проявлением феодальной общественно-экономической формации. Марксистская теория общественно-экономических формаций пыталась втиснуть бесконечно разнообразную историю человечества в прокрустово ложе исторического материализма, который, в частности, был призван оправдать захват власти большевиками, «научную закономерность» их диктатуры с последующим переходом к химере коммунизма. Однако наше крепостное право – качественно иное явление, нежели любая форма феодальной зависимости крестьянства в Западной Европе и объясняется прежде всего низкой плотностью населения при громадности российских пространств. Фактически речь идет о варианте рабовладения, по крайней мере в XVIII – первой половине XIX века. В 1790 году Радищев – эпиграф к его книге «Путешествие из Петербурга в Москву» я выбрал в качестве названия этой главы – обращался к помещикам с такими словами: «Звери алчные, пиявицы ненасытные, что крестьянину мы оставляем? То, чего отнять не можем, – воздух. Да, один воздух. Отъемлем нередко у него не токмо дар земли, хлеб и воду, но и самый свет. Закон запрещает отъяти у него жизнь. Но разве мгновенно. Сколько способов отъяти ее у него постепенно».


Никакое внеэкономическое принуждение, которое реализовывалось в Западной Европе главным образом через отчуждение прерогатив государственной власти в пользу феодалов, не имело таких масштабов и интенсивности (нечто подобное русскому крепостному праву встречаем только в Польше). Может быть, поэтому в нашем языке само слово «работа» происходит от слова «раб». Даже ближайшие братья, украинцы и белорусы, чаще используют другой термин – «праця», который в русском мелькнет лишь однажды в XV веке (по данным академического словаря русского языка XI–XVII веков).


Проблема крепостного права в России толком не осмыслена, несмотря на бесконечный и довольно бесплодный спор сторонников «указного» и «безуказного» закрепощения крестьян. Одно изложение аргументов сторон, кажется, отнимает у любого исследователя силы от подлинного понимания проблемы. Безусловным благом стало, наконец, обнаружение профессором Корецким ссылок на указ царя Федора Ивановича о запрещении крестьянского выхода от помещика в 90-х годах XVI века. Впрочем, и после того спор главным образом вяз в частностях. Взглянем на проблему иначе, чем принято в историографии.


В России с конца XVI века начинается прикрепление крестьян к земле. Вызвано оно было опасением, что свободное перемещение крестьян по всем громадным пространствам России подорвет военную мощь страны, поскольку тогдашнюю армию главным образом составляли помещики, получавшие земельные пожалования за несение своей службы «конно, хлебно, людно и оружно». Нужно было задержать и без того редкое население в Центральной России, обеспечить помещиков рабочими руками, а значит, гарантировать боеспособность их ополчения. Характерно, что Соборное уложение 1649 года разрешало феодалу отпускать на волю своих вотчинных крестьян, принадлежащих ему по «отечеству», но он не мог освободить крестьян поместных, данных ему за службу.


С конца XVII века прикрепление постепенно переходит от земли к личности помещика, поначалу, вероятно, с тем, чтобы облегчить владельцам крупных хозяйств перераспределение трудовых ресурсов в рамках своих владений. Перемену в правовом статусе крестьянина вполне осознает правительство. Петр I, пытавшийся своим указом 1721 года прекратить разлучение крестьянских семей, говорит, что крестьян продают, «яко скот». Указ не имел никаких последствий, положение крепостных только ухудшается. Имя для них найдено самим Петром – «скот». Император осуждает нравы своего времени, но в реальности бессилен что-либо изменить. Неразвитость государственных институтов и бюрократии толкает Петербург к тому, чтобы введенная Петром подушная подать собиралась с крестьян не напрямик, а при посредстве помещиков. То есть государство, вольно или невольно, усиливает личную власть господ над крепостными. Дворяне были сравнительно малочисленны, зависели от милостей государя, а потому они легче поддавались правительственному контролю, чем многомиллионная масса крестьянства. В правление Елизаветы Петровны крестьяне перестали приносить присягу при престолонаследии, от их имени это делали помещики. Они также получили право ссылать крестьян «за предерзостные поступки» в Сибирь без всякого суда, то есть фактически государство передало свои судебные функции дворянству.