– А что? – хохотал Драчевский. – Если долго смотреть на огонь…

– То можно увидеть, как тебя кончают «сепары», – отрезал Николай. – Ну все, хлопцы, головы в ноги, и за мной, бегом марш! Через сорок минут мы должны быть дома.

В норматив уложились, даже раньше пришли. Часть пути бежали по пади оврага, сбивая перевозбуждение. Потом петляли какими-то окраинными переулками. Рассвет близился, но петухи еще не пели. Около пяти утра Николай прополз по участку соседей Куликов, отогнул сетку и переправился на свою территорию. На окраине Краснодола было тихо. Городок еще спал. Он короткими перебежками добежал до гаража, несколько минут всматривался в очертания дома. Сбегал к воротам – на участок в его отсутствие никто не заходил, обрывок тонкой лески был зажат между косяком и калиткой. Весьма довольный, побежал обратно, махнул рукой. Отлично! И пусть теперь попробуют доказать, что он куда-то уходил ночью! Сообщники по одному перебирались на участок. Они еще дрожали от возбуждения, еще не успокоились. Состояние – идеальное, чтобы насиловать и убивать всех, кто попадается под руку. Опасное состояние, нужно сбавить накал. Голова должна оставаться холодной.

– Успокоились, парни, – приказал Николай. – На сегодня всё. Полезайте в свою нору, и до обеда – ни звука. Выпить – принесу, пожрать – тоже принесу. Но если узнаю, что вы куда-то намылились – убью, вашу мать…

Он мог себе позволить этим утром лишь три часа сна. Потом за баранку, мозолить людям глаза, создавать видимость, что он пытается заработать на хлеб насущный. Но прежде отмыться – смыть с себя кровь, грязь, пороховые пятна. Одежду – сжечь…

Николай долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок. Где они наследили, в чем лажанулись? Часть задания выполнена, в Щучьем уже переполох, пожарные заливают огонь, спасатели ворочают обугленные трупы. Начнутся облавы, обыски, аресты, и он может загреметь под шумок, если будет вести себя как полный кретин. И в этих условиях надо планировать вторую часть «балета» – атаку на центральную ГРС, которая расположена совсем неподалеку – на другом конце улицы Связистов. Нет сомнения, что охрану усилят. Ничего, стоит поближе познакомиться с тем парнем – Ильей Ткачом. Противник достойный – если не сломался в «Олимпике», где ломали и не таких, если сумел оттуда сбежать и так быстро восстановиться…

Илья же этой ночью спал как убитый. Под утро приснился страшный сон – ноги связаны, а бежать – ну очень надо. Его Олесю уводили люди в грязной униформе с дубинками на поясе – хохмили, каламбурили, пошлепывали ее по разным местам. Он находился рядом, но был полностью парализован – даже выругаться не мог нормально! И снова ее глаза перед его глазами – кричащие, до краев наполненные болью…

Он проснулся весь в поту за полчаса до подъема. Снова мрачные мысли полезли в голову. Месяц прошел, как он сбежал из украинского концлагеря, и с каждым днем все неспокойнее на душе. Что с Олесей? Он боялся ей звонить, опасаясь, что СБУ ее вычислит. Что с людьми, страдающими в «Олимпике»? Их может быть много, очень много. В его бараке было примерно пятьдесят заключенных, а таких бараков в «Олимпике» не меньше десятка, они пустовали, но если заполнили и их – то это элементарная математика для второго класса. Люди гибнут постоянно – от побоев, болезней, которые никто не лечит, от непосильного труда на благо украинских чиновников. Вместо выбывших подвозят новых, «ротация» проходит постоянно. А скоро холода, и люди будут умирать еще чаще. Защитить их некому. В свободном и демократическом украинском государстве о правах человека стараются не задумываться…