– Отпусти меня, дуралей. Тогда и дверь открыть сможешь.

– Не-ет, я хочу перенести тебя через порог.

– Мы с тобой не женаты.

– Пока не женаты, – поправил он и, довольный, ухмыльнулся.

Вблизи его шея казалась еще более уродливой, а голова походила на бейсбольный мяч на постаменте. Если не считать этого – что поделаешь, наследие дикой карты, – он был довольно красивым мужчиной. Коротко стриженные каштановые волосы с проседью на висках, веселые карие глаза, решительный подбородок.

Он наконец справился с дверью и поставил ее на ноги.

– Моя крепость. Надеюсь, тебе понравится.

Квартира выдавала простое происхождение своего хозяина. Удобный диван, кресло, придвинутое к телевизору, кипа номеров «Ридерз дайджест» на кофейном столике, большое и довольно скверно выполненное живописное полотно – корабль, сражающийся с неправдоподобно высокими волнами. Подобных картин всегда полно на распродажах произведений никому не известных художников в гостиницах «Хилтон».

Однако в комнатах царила безупречная чистота, а на подоконниках – штрих, который совершенно не вязался с обликом этого крупного и сильного мужчины, – красовались горшки с разноцветными африканскими фиалками.

– Рулетка, со времени моего выпускного бала я ни разу не проводил всю ночь вне дома.

– Готова побиться об заклад, что еще как проводил.

Он вспыхнул.

– Я был примерным мальчиком.

– Мама всегда советовала мне остерегаться примерных мальчиков.

Мужчина подошел к ней, обнял.

– Я теперь уже далеко не такой примерный.

– Надеюсь, ты имеешь в виду свое поведение, а не способности в постели, Стэн.

– Рулетка!

– Ханжа! – поддразнила она его.

Он уткнулся носом ей в шею, легонько прикусил мочку ее уха, а Рулетка протянула руки и провела пальчиками по бокам его раздутой шеи.

– Это тебе мешает?

– То, что я Плакальщик? Да ничуть. Это отличает меня от других, а мне всегда хотелось быть не таким, как все. Мой старик просто с ума сходил. Он все говорил, что таким, как мы, и вода питье – ну, то есть что выше себя не прыгнешь. Да, то-то бы он удивился, если бы увидел меня сейчас. Эй! – Он протянул руку и кончиком толстого пальца смахнул слезинку с ее щеки. – Ты что это вдруг плакать вздумала?

– Так, ничего. Просто… просто мне вдруг что-то взгрустнулось.

– Да ну, брось. Идем, я продемонстрирую тебе свои способности в постели.

– Перед завтраком? – спросила она, пытаясь отсрочить неизбежное.

– Ну да. Заодно и аппетит нагуляем.

Рулетка покорно поплелась за ним в спальню.

Дженнифер пошарила рукой в недрах сейфа и наткнулась на что-то, похожее на монеты, сложенные в небольшой мешочек. Она попыталась сделать одну монету бесплотной и нахмурилась – та так и осталась материальной.

Наверное, золотые, подумала она, – южноафриканские крюгерранды или, может быть, канадские «кленовые листья».

Плотные материалы вроде металла, в особенности золото, делать бесплотными было трудно – требовались более глубокое сосредоточение и большой расход энергии. Она решила пока оставить монеты на месте и продолжила исследовать содержимое сейфа. Ей без труда удалось протащить сквозь стену три небольших записных книжки, а поскольку в темноте читать было невозможно, девушка зажгла небольшую настольную лампу, стоявшую на столе. У двух книжек оказались гладкие черные обложки, у третьей переплет был синий и матерчатый, с рисунком в виде бамбуковых стеблей. Дженнифер раскрыла самую верхнюю из трех.

Картонные листы были заклеены рядами кармашков, в которых лежали пестрые бумажные квадратики. Почтовые марки. Те, что находились на самом верху, походили на британские, хотя слова на них были на незнакомом языке, а поверх рисунков значилась одна и та же дата «1922». Она наклонилась пониже, чтобы лучше разглядеть их, и замерла – откуда-то из темноты поблизости послышался слабый звук. Дженнифер подняла голову, но ничего не увидела. Ее глаза уже привыкли к свету, и она повернула лампу так, чтобы свет падал на дальний конец стола.